Поэт, или Охота на призрака - [57]

– Да чтоб вы все сдохли!!!

Немного успокоившись, Глэдден снова открыл портативный компьютер и вошел в директорию, где хранились фотоснимки. У его дорогого ноутбука был превосходный экран, который сам по себе мог считаться произведением искусства, однако качество графики все же уступало стационарной модели. Несмотря на это, изображение было достаточно четким, и Глэдден, открывая файл за файлом и переходя от фотографии к фотографии, мог без особого труда разобрать основные детали. На любой посторонний взгляд это была довольно мрачная коллекция мертвых и живых, однако Глэддена она утешала и успокаивала, даря ему ощущение того, что он по-прежнему является хозяином своей жизни. А также повелителем чужих судеб.

Вместе с тем, рассматривая фотографии и вспоминая прошлые дела, он испытывал нечто сродни легкой печали. Эти маленькие, жалкие жертвы выставляли напоказ потроха, чтобы он, Глэдден, мог залечить свои раны. Он прекрасно понимал, насколько эгоистично и непорядочно с его стороны было превращать снимки жертв в деньги. Подобные мысли частенько посещали его и неизменно отнимали у любой фантазии значительную часть ее привлекательности, трансформируя спокойствие в жгучий стыд и непреодолимое отвращение к себе. Свитцер и иже с ним были совершенно правы, открыв на него охоту.

Глэдден перевернулся на спину и уставился в потолок, покрытый причудливыми водяными разводами – следами давних протечек. Глаза наполнились слезами, и Глэдден крепко зажмурился, стараясь уснуть и забыться, но даже сквозь сомкнутые веки он словно наяву видел перед собой своего «старшего товарища». Тот был рядом. Как и всегда. Лицо его выглядело насупленным, а сжатый рот напоминал длинный, бескровный разрез.

Раздался стук. Глэдден поспешно открыл глаза и посмотрел в сторону двери. Услышав, как с наружной стороны с лязгом врезается в замок ключ, Глэдден рывком сел. Он понял свою ошибку. Его засекли. Свитцер знал, что он позвонит, и организовал прослушивание!

Дверь в комнату распахнулась. На пороге появилась молодая миниатюрная негритянка в форменном халате. На ее согнутой руке висели два выглаженных полотенца.

– Смена белья, сэр, – сказала она. – Прошу прощения, что так поздно, но сегодня выдался хлопотный день. Завтра я начну с вашей комнаты.

Глэдден, вспомнив, что позабыл повесить на ручку двери табличку «Не беспокоить!», с шумом выдохнул воздух.

– Ничего страшного, – откликнулся он и поспешно встал, не желая, чтобы горничная зашла в номер. – Оставьте полотенца, а об остальном не беспокойтесь. Завтра, все завтра.

Принимая полотенца, он заметил вышитое на белом форменном халатике имя «Эвангелина». Личико у девушки было привлекательным, свежим, и Глэдден почувствовал неловкость оттого, что ей приходится убирать грязь за другими.

– Спасибо, Эвангелина, – сказал он.

Взгляд горничной устремился мимо него на кровать. Кровать все еще была застелена – вчера вечером он не стал снимать покрывало. Потом Эвангелина снова посмотрела на него, кивнула и вроде как слабо улыбнулась.

– Вам больше ничего не нужно, сэр?

– Нет, Эвангелина.

– Тогда я пойду. До свидания.

Глэдден закрыл за ней дверь и обернулся. На постели стоял включенный компьютер. На экране светилась одна из фотографий.

Глэдден подошел к кровати и, ничего не трогая, внимательно посмотрел на экран. Потом он вернулся к двери, открыл ее, встал в проеме так, как стояла Эвангелина, и снова бросил взгляд на кровать. Даже отсюда можно было понять, что изображено на снимке. Мальчик лежал на снегу, словно на белоснежной простыне, на которой четко выделялись алые пятна. Кровь. Ни с чем другим это просто невозможно спутать.

Глэдден бросился к ноутбуку и нажал комбинацию из двух клавиш, которую сам запрограммировал как раз для таких случаев. Экстренное стирание информации. Дверь все еще была открыта, и он попытался что-нибудь срочно придумать. Господи, это надо же было так лохануться!

Он осторожно выглянул в коридор. Эвангелина, толкавшая перед собой тележку с бельем, остановилась в нескольких шагах от его номера. Заметив его, девушка обернулась. На ее лице ничего не отразилось, но Глэдден понимал, что ему нужно быть уверенным на сто процентов. Он не мог позволить себе рисковать.

– Эвангелина! – окликнул он горничную. – Я передумал. Не могли бы вы все-таки заглянуть ко мне? Кстати, мне нужны мыло и туалетная бумага.

Эвангелина отложила в сторону блокнотик, в котором что-то записывала, и наклонилась, чтобы достать из тележки необходимые туалетные принадлежности. Внимательно наблюдая за ней, Глэдден засунул руки в карманы. Он заметил, что горничная жует жевательную резинку, время от времени прищелкивая языком. Подобная распущенность расстроила его. Ну что за невоспитанность такая! Либо просто наглый вызов… В любом случае такое поведение оскорбительно. Черномазая девчонка игнорировала его, словно Глэдден был прозрачен, как воздух. Словно он был никто.

Когда Эвангелина со своей тележкой приблизилась и протянула ему мыло и бумагу, Глэдден даже не сделал попытки вынуть руки из карманов. Вместо этого он отступил на шаг в сторону, давая ей возможность зайти внутрь. Затем он еще раз выглянул в коридор и бросил взгляд на лежащий поверх тележки блокнот. Там против номера его комнаты стояла пометка: «Только полотенца».