Поэмы Оссиана - [23]

"Ламдерг, - молвил Ферхиос, сын Эйдона, - Гельхоса, быть может, на Кромле; она и лучницы-девы несутся за быстрым оленем".

"Ферхиос, - ответил вождь Кромлы, - ухо Ламдерга шума не слышит. Безмолвно в лесах Лены. Мои очи не видят быстрых оленей. Heвидят и гончих псов. Не нахожу я нигде любимой моей Гельхосы. прекрасной, как полная луна, на холмы Кромлы сходящая. Иди, Ферхиос, иди к Алладу,[110] седовласому сыну скалы. В каменном круге жилище его. Он может знать, где Гельхоса".

Пошел сын Эйдона и молвил в ухо старцу. "Аллад, ты, обитатель скалы, ты, одиноко дрожащий. Что увидали старые очи твои?"

"Я видел, - ответил дряхлый Аллад, - Уллина, сына Карбара. Он шел, словно туча с Кромлы, напевая зловещую песнь, словно ветер в лесу обнаженном. Он взошел в чертоги Сельмы. "Ламдерг, - сказал он, - ты, из мужей самый грозный, сражайся иль сдайся Уллину". "Ламдерга, сына брани, здесь нет, - отвечала Гельхоса. - Он бьется с Улфаддой, могучим вождем. Его здесь нет, о ты, из мужей первый. Но Ламдерг вовек не сдавался. Он сразится с сыном Карбара".

"Любезна ты мне, дочь великодушного Туахала, - грозный Уллин сказал. Я тебя уведу в чертоги Карбара. Доблестный будет владеть Гельхосой. Три дня я останусь на Кромле, поджидая Ламдерга, сына брани. На четвертый Гельхоса станет моей, если могучий Ламдерг сокроется"".

"Аллад, - молвил вождь Кромлы, - мир твоим сновиденьям в пещере! Ферхиос, труби в рог Ламдерга, дабы Уллин услышал его на Кромле". Ламдерг, подобный ревущей буре, взошел из Сельмы на холм.[111] Идучи, он напевал зловещую песнь, что звучала, как шум водопада. Он стоял на холме, словно туча, чей образ от ветра меняется. Он камень скатил, призывая к брани. Уллин услышал его в чертоге Карбара. Возвеселился герой, услыхав врага, и отцовское взял он копье. Заиграла улыбка на смуглом его лице, когда он мечом препоясался. Кинжал блестел во длани его. Идучи, он свистал.

Гельхоса видала, как молчаливый вождь, словно туман клубящийся, вздымался на холм. Она себя била в высокую белую грудь и безмолвно, в слезах, трепетала за Ламдерга.

"Карбар, властитель чаш седовласый, - молвила нежнорукая дева, - должно мне лук на Кромле напрячь, ибо я вижу там бурых ланей".

Она поспешила на холм. Напрасно: уже сражались герои угрюмые. Зачем королю Морвена стану я сказывать, как во гневе герои сражаются! Пал Уллин свирепый. Юный Ламдерг, весь побелев, приблизился к дочери великодушного Туахала.

"Что за кровь, мой любимый, - спросила нежнокудрая дева, - что за кровь по тебе струится, мой воин?" "Это Уллина кровь, - ответствовал вождь. - Ты прекрасней, чем снег на Кромле, Гельхоса, дай мне здесь отдохнуть немного". И умер могучий Ламдерг.

"Ужель ты так рано заснул на земле, о вождь тенистой Кромлы?" Три дня над любимым она проливала слезы. Звероловы нашли ее бездыханной. Этот могильный холм воздвигли они над всеми тремя. И пусть твой сын, о король Морвена, упокоится здесь с героями".

"И мой сын упокоится здесь, - промолвил Фингал, - весть об их славе уже достигла моих ушей. Филлан и Фергус, сюда принесите Орлу, бледного юношу с берега Лоты. Не с неровней возляжет Рино в земле, если Орла будет с ним рядом. Плачьте, дочери Морвена, и вы, девы стремительной Лоты. Словно древо, каждый из них возростал на холме, и вот он повержен как дуб пустыни, что лежит поперек потока и сохнет на горном ветру.[112]

Оскар, вождь всех юных воинов, ты видишь, как пали они! Будь и сам, как они, на земле прославлен. Как они, стань песнею бардов. Грозен был их облик в сраженьях, но кроток был Рино в мирные дни. Был он, как радуга дождевая, что видна далеко над потоком, когда солнце садится за Мору, и тишь царит на оленьем холме. Покойся, меньшой из моих сынов, покойся, Рино, на Лене. Нас тоже не станет, ибо воин некогда должен пасть".

Так скорбел ты, король холмов, когда Рино лежал на земле. Как же должен скорбеть Оссиан, что и сам ты покинул нас. Уже не слыхать мне на Коне твоего далекого гласа. Очи мои не различают тебя. Часто, беспомощный и безутешный, сижу у могилы твоей и касаюсь ее руками. Подчас мне чудится глас твой, но это лишь ветер пустыни. Давно уже опочил правитель брани Фингал.

Тогда Оссиан и Гол воссели со Свараном на зеленых и мягких брегах Лубара. Я заиграл на арфе, ибо хотел угодить королю. Но угрюмо было его чело. Он обращал багровые очи к Лене. Герой оплакивал свой народ.

Я поднял глаза на Кромлу и узрел там сына великодушного Семо. Скорбно и медленно он уходил с холма к одинокой пещере Туры. Он видел победу Фингала, и с горем смешалась радость его. Солнце сверкало на доспехах его, и Коннал медленно влекся за ним. Они за холмом сокрылись, словно в ночи два столпа огневых, когда ветры их гонят чрез гору и вереск горящий гудит. Возле потока, в пене ревущего, его пещера в скале. Над нею склоняется древо, и своды ее отзываются шумным ветрам. Здесь покоится вождь Дунскеха, сын великодушного Семо. Думы его - о битвах, проигранных им, и слезы текут по ланитам. Он скорбел об утрате славы своей, что сокрылась, как туман над Коной. О Брагела, ты слишком далеко, не ободришь ты душу героя. Но пусть он в душе своей увидит твой светлый образ, чтобы думы его воротились к одинокому солнечному лучу Дунскеха.