Поэмы - [122]

Шрифт
Интервал

Что бербериец лютый укрощен.
Но все же втайне он был огорчен,
Что боевой ушел из войска слон.
…Ночь наступила. Поднялась луна,
Как Искандар, величия полна.
И разделила ночи глубина
Войска. И наступила тишина.
В своем шатре Дара не ведал сна, —
Ему потребны чаша и струна.
Увы! — он кровь глотал взамен вина!
«Что завтра явит мир, что даст война?»
Румиец ночь в молитве проводил,
Он помощи просил у бога, сил.
Смиренно он чело к земле склонил,
В слезах о справедливости молил.
Когда ж уста мольбы он затворил,
Рассветный луч вершины озарил.
Тревожно вновь заволновался стан,
Взревели трубы, грянул барабан.
И в поле потекли войска тогда,
Как сонм воскресших в Страшный день суда.
И тучи пыли омрачили высь, —
Мечи и копья яростно сплелись.
Зерцала рассекая синих лат,
Богатырям сердца пронзал булат.
Сраженьем управляя издали,
Шах Искандар глядел на лик земли.
И в пору ту гонец пред ним предстал, —
В пыли, в поту — он тяжело дышал.
Склонясь во прах, он уст не отворил
И свиток запечатанный вручил.
Вскрыл свиток Искандар. Но как же он
Был тем письмом глубоко изумлен!
Он понял, что расправился с врагом
Небесный свод в могуществе своем.
Два были у Дары, раба судьбы, —
Наместники царя, а не рабы.
Но незаслуженно султан их гнал
И ужасом их души напитал.
«Войну закончу — смерть нашлю на них!» —
Он молвил о наместниках своих.
Поняв, что им в живых не долго быть,
Решили те властителя убить:
«Пока не обнажил на нас он меч,
Должны мы сами жизнь его пресечь!..
Когда мы корни шаха поразим,
Народ от гнета мы освободим.
И пусть умрем потом! Ведь все равно
Светило наших дней обречено!
Желаний нет у нас других. Умрем,
Но души от насилия спасем!»
Они письму доверили сердца.
В румийский стан отправили гонца
К великому царю чужой земли, —
И тем на гибель души обрекли.
Когда же войск построились ряды, —
В кипенье нераскаянной вражды,
Те два, как заговор их был решен,
Настигли шаханшаха с двух сторон.
И разом заблистали их мечи,
Рубиновыми стали их мечи.
Один царю в живот клинок вонзил,
Другой — жестоко в темя поразил,
Возмездье и насилие творя
За гордость и насилие царя.
И наземь пал, как горделивый кедр,
Тот, корни чьи — в глубинах древних недр.[129]
Величие Бахмана враг поверг.
Светильник рода Кейева померк…
И дрогнул воинств необъятный строй…
Прочтя письмо, Румиец той порой,
Вручив судьбу и душу небесам,
Сел на коня и поскакал к войскам, —
Кровопролитие остановил.
Во вражий стан бестрепетно вступил.
И расступились люди перед ним,
И преклонились люди перед ним.
И о беде поведали ему, —
Как светочу, вошедшему во тьму.
И наземь он тогда сошел с коня,
В шатер Дары вошел, как солнце дня, —
И видит: в луже крови шах лежит,
Кровавой багряницею покрыт.
И сердце горем сокрушилось в нем.
И сел он, горько плача над врагом,
И голову Дары в ладони взял,
И столько слез горячих проливал,
Что у Дары в его предсмертный час
Открылись сонные нарциссы глаз.
Он понял, кто у изголовья был,
И тихо так Дара заговорил:
«Добро пожаловать, мой юный шах!
Мудрец и богатырь, подлунной шах!
Кто перл родил столь дивной чистоты?
Кто мог бы так врагу простить, как ты?
О, как я гневом на тебя кипел!
Как часто гибели твоей хотел!
Средь сильных, миром правящих земным,
Один ты был соперником моим.
Кто в мире есть, как ты? Нет никого!
В тебе явилось миру божество.
Я на лицо твое взирать хочу!
Склонись ко мне! Тебе внимать хочу!
Ты — гость мой, — но в какие времена?
Дом рухнул мой, разграблена казна!
Как послужу я гостю моему?
Где друга долгожданного приму?
Вот лишь душа не отдана судьбе…
Коль примешь — душу я отдам тебе!
Мой милый гость! Ты сердцем так велик,
Теперь я сам — твой гость! — твой гость на миг!
И если дружба, а не зло — твой стяг, —
Бог да хранит тебя на всех путях!
Но если ты явился, чтоб убить,
Склонился, чтоб главу мою срубить, —
Великодушен будь — не убивай!
Помедли миг, сказать два слова дай!»
Крик Искандар и громкий плач подъял,
Венец свой сбросил, ворот разорвал.
Вскричал: «Живи, великий шах земли!
Уйдешь — как буду от тебя вдали?
Вот пред тобой слуга смиренный твой,
Но я стыжусь, что был плохим слугой!
Увы! в ножны не вкладывая меч,
Я должен был властителя беречь.
Я должен был очистить от врагов
Чертог, где обитает Кей-Хосров![130]
О, если б о врагах его я знал,
Я б из пределов мира их изгнал!
Нет слов! Язык в бессилии молчит.
Отчаяньем стыда мой ум убит!
В безумье, знай, я принял вызов твой,
В безумье на тебя я вышел в бой.
Я не поверил вражьему письму.
И как — скажи — поверить мог ему?
Но вот — увы! — злодейство свершено.
И для меня светило дня черно!..
Свидетель — небо: лгать я не могу!
Ты знаешь, властелин, что я не лгу!
Я умер бы, судьбу благодаря,
Лишь бы спасти от гибели царя!
Теперь свою мне волю сообщи!
Ее исполнить в мире поручи!
Меня в свои желанья посвяти!
Дай светоч мне на жизненном пути!»
Молитву небу шах земли вознес
И голосом чуть слышным произнес:
«Внемли, — вот три желания мои!
Три главных завещания мои!
Те, что меня убили без вины,
Твоей рукой да будут казнены.
Пусть не поможет месть моей судьбе,
Но польза будет в деле том тебе.
Спасти меня — нет средства. Я умру.
Но делом правды ты почти Дару!
Не обижай, прошу, родни моей!
Не забывай: их прародитель — Кей.
Знай! Никого средь них я не найду,

Еще от автора Алишер Навои
Фархад и Ширин

«Фархад и Ширин» является второй поэмой «Пятерицы», которая выделяется широтой охвата самых значительных и животрепещущих вопросов эпохи. Среди них: воспевание жизнеутверждающей любви, дружбы, лучших человеческих качеств, осуждение губительной вражды, предательства, коварства, несправедливых разрушительных войн.


Язык птиц

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Смятение праведных

«Смятение праведных» — первая поэма, включенная в «Пятерицу», является как бы теоретической программой для последующих поэм.В начале произведения автор выдвигает мысль о том, что из всех существ самым ценным и совершенным является человек. В последующих разделах поэмы он высказывается о назначении литературы, об эстетическом отношении к действительности, а в специальных главах удивительно реалистически описывает и обличает образ мысли и жизни правителей, придворных, духовенства и богачей, то есть тех, кто занимал господствующее положение в обществе.Многие главы в поэме посвящаются щедрости, благопристойности, воздержанности, любви, верности, преданности, правдивости, пользе знаний, красоте родного края, ценности жизни, а также осуждению алчности, корыстолюбия, эгоизма, праздного образа жизни.


Семь планет

«Семь планет» — предпоследняя поэма «Пятерицы». Это остросюжетное многоплановое произведение, в котором ход повествования перебивается семью вставными новеллами в стихах. Причем каждая из них, при ее самостоятельном характере, связана с главной сюжетной линией поэмы, в центре которой история любви шаха Бахрама Гура и невольницы по имени Диларам.


Газели

В произведениях Алишера Навои тюркский стих достиг вершин художественности, — его газели отличает филигранная обработка, виртуозная инструментовка, семантическая игра, свежесть метафор.


Стена Искандара

«Стена Искандара», пятая, последняя, поэма «Пятерицы», — объемное многоплановое эпическое произведение, в котором нашли свое отражение основные вопросы, волновавшие умы и сердца людей того далекого времени и представляет собой подлинную энциклопедию общественной жизни и мыслей эпохи Навои.Главным героем поэмы является Искандар, и почти весь сюжет произведения связан с его личностью, с его деятельностью и мировоззрением. В лице великого полководца древности Навои создает образ идеального правителя и противопоставляет его государственным деятелям своей эпохи.


Рекомендуем почитать
Кыз-Жибек

Казахская народная лиро-эпическая поэма, названа по имени героини. В переводе означает Девушка Шёлк, Шелковая девушка. Это произведение — жемчужина казахского фольклора. Казахская «Ромео и Джульетта» воспевает верность в любви, дружбе, отвагу и патриотизм. Романтический эпос, разворачивающийся в начале XVI века, когда впервые из многих степных родов и племен образовывалось Казахское ханство, записан в XIX веке. Впервые издан в 1894 году в Казани. Сегодня известно шестнадцать оригинальных версий эпоса. В 1988 году поэма была переведена на русский язык Бахытжаном Канапьяновым.


Неофициальная история конфуцианцев

«Неофициальная история конфуцианцев» является одним из лучших образцов китайской классической литературы. Поэт У Цзин-цзы (1701-1754) закончил эту свою единственную прозаическую вещь в конце жизни. Этот роман можно в полной мере назвать литературным памятником и выдающимся образцом китайской классической литературы. На историческом фоне правления династии Мин У Цзин-цзы изобразил современную ему эпоху, населил роман множеством персонажей, начиная от высоких сановников, приближенных императора, и кончая мелкими служащими.


Беседы о живописи монаха Ку-гуа

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Счастливая соломинка

Японская культура так же своеобразна, как и природа Японии, философской эстетике которой посвящены жизнь и быт японцев. И наиболее полно восточная философия отражена в сказочных жанрах. В сборник японских сказок «Счастливая соломинка» в переводе Веры Марковой вошли и героические сказки-легенды, и полные чудес сказки о фантастических существах, и бытовые шуточные сказки, а также сказки о животных. Особое место занимает самый любимый в народе жанр – философские и сатирические сказки-притчи.


Нефритовая Гуаньинь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Приключения четырех дервишей

ББК 84 Тадж. 1 Тадж 1П 75Приключения четырех дервишей (народное) — Пер. с тадж. С. Ховари. — Душанбе: «Ирфон», 1986. — 192 с.Когда великий суфийский учитель тринадцатого столетия Низамуддин Аулийя был болен, эта аллегория была рассказана ему его учеником Амиром Хисравом, выдающимся персидским поэтом. Исцелившись, Низамуддин благословил книгу, и с тех пор считается, что пересказ этой истории может помочь восстановить здоровье. Аллегорические измерения, которые содержатся в «Приключениях четырех дервишей», являются частью обучающей системы, предназначенной для того, чтобы подготовить ум к духовному развитию.Четверо дервишей, встретившиеся по воле рока, коротают ночь, рассказывая о своих приключениях.


Шах-наме

Поэма Фирдоуси «Шах-наме» («Книга царей») — это чудесный поэтический эпос, состоящий из 55 тысяч бейтов (двустиший), в которых причудливо переплелись в извечной борьбе темы славы и позора, любви и ненависти, света и тьмы, дружбы и вражды, смерти и жизни, победы и поражения. Это повествование мудреца из Туса о легендарной династии Пишдадидов и перипетиях истории Киянидов, уходящие в глубь истории Ирана через мифы и легенды.В качестве источников для создания поэмы автор использовал легенды о первых шахах Ирана, сказания о богатырях-героях, на которые опирался иранский трон эпоху династии Ахеменидов (VI–IV века до н. э.), реальные события и легенды, связанные с пребыванием в Иране Александра Македонского.


Корабль дураков. Похвала глупости. Навозник гонится за орлом. Разговоры запросто. Письма тёмных людей. Диалоги

В тридцать третий том первой серии включено лучшее из того, что было создано немецкими и нидерландскими гуманистами XV и XVI веков. В обиход мировой культуры прочно вошли: сатирико-дидактическую поэма «Корабль дураков» Себастиана Бранта, сатирические произведения Эразма Роттердамского "Похвала глупости", "Разговоры запросто" и др., а так же "Диалоги Ульриха фон Гуттена.Поэты обличают и поучают. С высокой трибуны обозревая мир, стремясь ничего не упустить, развертывают они перед читателем обширную панораму людских недостатков.


Разбойники

Основной мотив «Разбойников» Шиллера — вражда двух братьев. Сюжет трагедии сложился под влиянием рассказа тогдашнего прогрессивного поэта и публициста Даниэля Шубарта «К истории человеческого сердца». В чертах своего героя Карла Моора сам Шиллер признавал известное отражение образа «благородного разбойника» Рока Гипарта из «Дон-Кихота» Сервантеса. Много горючего материала давала и жестокая вюртембергская действительность, рассказы о настоящих разбойниках, швабах и баварцах.Злободневность трагедии подчеркивалась указанием на время действия (середина XVIII в.) и на место действия — Германия.Перевод с немецкого Н. МанПримечания Н. СлавятинскогоИллюстрации Б. Дехтерева.


Учитель Гнус. Верноподданный. Новеллы

Основным жанром в творчестве Г. Манна является роман. Именно через роман наиболее полно раскрывается его творческий облик. Но наряду с публицистикой и драмой в творческом наследии писателя заметное место занимает новелла. При известной композиционной и сюжетной незавершенности новеллы Г. Манна, как и его романы, привлекают динамичностью и остротой действия, глубиной психологической разработки образов. Знакомство с ними существенным образом расширяет наше представление о творческой манере этого замечательного художника.В настоящее издание вошли два романа Г.Манна — «Учитель Гнус» и «Верноподданный», а также новеллы «Фульвия», «Сердце», «Брат», «Стэрни», «Кобес» и «Детство».