Поэмы и стихотворения - [26]

Прельстительных не слышал бы я слов,

Чарующих, как песнь сирены лживой;

Знай, сердце чутко слух мне сторожит:

Фальшивый звук в него не залетит.

"Оно не даст гармонии обманной

Проникнуть в грудь мою, в мой мир смутив,

Отнять покой у сердца невозбранно,

Его в опочивальне истомив.

Оно не хочет, нет, стонать глубоко,

Но крепко спит, пока спит одиноко.

"В твоих речах чт_о_ не отверг бы я?

Порой мы к злу идем стезею гладкой;

Нет, не любовь, повадка лишь твоя

Всем раскрывать объятья — вот что гадко.

Иль это, чтоб потомство порождать?

Не странно ль в сводню разум обращать!

"Любовь на небо землю променяла,

Лишь сладострастье насыщать себя,

Под именем ее и видом, стало

Румяной красотой, ее губя,

Им опороченную, беспощадно,

Как зелень губят гусеницы жадно.

"Любовь — что солнце за дождем вослед;

Что буря вслед за солнцем — сладострастье.

Весна любви всегда свежа; расцвет

Погубит сластолюбия ненастье.

Любовь вся — правда; сладострастье — лжет;

Воздержна та; объевшись, это мрет.[7]

"Сказать бы больше мог я, но не смею:

Оратор молод, тема же стара.

С досадой в сердце, со стыдом немею

И ухожу в печали я, — пора.

Твоим речам распущенным внимая,

Пылают уши, грех мой выдавая".

Тут из прекрасных вырвался он рук,

К ее груди его прижавших нежно,

И устремился через темный луг,

Венеру бросив грустной безнадежно;

Как светлая звезда, упав с небес,

Так он в ночи из глаз ее исчез.

Она следит за ним, как с суши взоры

За другом уплывающим следят,

Пока валы, встающие, как горы,

До низких туч, его не поглотят.

Так беспощадно скрыла ночь глухая

Того, кто взор ей тешил, насыщая.

Потеряна, как если бы в поток

Вещь уронила ценности великой,

Как путник, — лишь погаснет огонек,

Ему светивший ночью в чаще дикой, —

Она лежала в темноте ночной,

Утратив светоч путеводный свой.

Себя по сердцу стала бить Венера,

И, стонами ее потрясена,

Окрест им вторит каждая пещера.

"Увы", — простонет двадцать раз она,

И эхо двадцать раз ответит стоном

На двадцать голосов и разным тоном.

Она, заметив это, начала

Песнь заунывную о том, как чудно

Любовь всех рабству, бреду предала, —

Умна в безумье, мудро-безрассудна.

Напев унылый переходит в стон,

И вторят отзвуки на разный тон.

Она поет всю ночь. Влюбленным мнится —

Часы бегут, хоть тянутся для них;

Что им приятно, то должно явиться —

Им кажется — утехой для других.

Неистощимы их повествованья;

Никто не слушает их окончанья.

Так ночь прошла средь праздных голосов,

Как паразиты, как в харчевне слуги,

Спешащих отклик дать на каждый зов,

Поддакивать и тешить всем досуги:

Лишь скажет "так" она, ей — "так" в ответ,

И повторили бы за нею "нет".

Покоем утомлен, с земли росистой

Вот жаворонок взвился и поет

И будит утро, с чьей груди сребристой

Во всем величье солнце восстает

И так на мир блистательно взирает,

Что кедры как бы золотом венчает.

Венера шлет ему такой привет:

"О, лучезарный бог той силы ясной,

В которой звезды почерпают свет,

Чтоб изливать сиянье так прекрасно,

Знай, сын здесь есть у матери земной:

Свет одолжить тебе он мог бы свой".

И в миртовую рощу поспешает,

Дивясь, что неизвестно ничего

О милом ей; и слух свой напрягает,

Чтоб звуки рога уловить его;

Вдруг, рога звучное заслышав пенье,

Она спешит на звуки в нетерпенье.

Кустарники целуют ей лицо,

За шею, на бегу ее, цепляясь;

Вкруг бедер обвивают, как кольцо;

Она ломает ветки, вырываясь.

Так лань с набухшим выменем спешит

К детенышу, что в чаще ею скрыт.

Вдруг, слыша визг собак, дрожит в тревоге

Венера так, как тот, кто б, увидав

Змею, свернувшуюся на дороге,

Отпрянул в ужасе, затрепетав.

Так визг испуганный собак в смятенье

Приводит чувства, дух ее в смущенье.

Теперь ей ясно: то не слабый враг,

Но грозный лев, медведь иль вепрь ужасный;

Ведь голоса встревоженных собак

Звучат все там же, словно в бой опасный

Страшась вступить, удар врагу нанесть, —

Друг другу псы ту уступают честь.

Зловещий звук, звеня в ушах уныло,

В нее проник, ей сердце поразив;

Оно в смятенье, в ужасе застыло,

Все тело слабостью оледенив;

Лишь в плен начальники бывают взяты,

Бегут позорно от врага солдаты.

Она стояла так, потрясена,

Пока не успокоила немного

Смятенных чувств, решив, что внушена

Воображеньем ложная тревога;

Им дрожь и страх унять она велит;

И видит вдруг — пред нею вепрь стоит.

Все в алых пятнах вспененное рыло, —

Как если б с молоком смешалась кровь, —

Вторично страх по жилам ей разлило

И обезумевшую гонит вновь:

Она бросается вперед и снова

Назад, чтоб вепря отчитать сурово.

И тысячей тревог увлечена

И тысячу меняя направлений,

Стремительна, медлительна она,

Как тот, кто пьян и, полн соображений,

Не может ничего сообразить;

За все хватается, чтоб все забыть.

Вот, видит, пес в кустах лежит; Венера

Его спросила, где хозяин их;

Другой зализывает рану, — мера

Действительней от яда всех других;

А третий, что понурился уныло,

Ответил воем, лишь она спросила.

Когда же смолк зловещий вопль, — второй,

Весь черный, плакальщик взывает хмуро;

За ним другие поднимают вой,

Столь гордые хвосты поджав понуро

И тяжко встряхивая вновь и вновь

Ушами, расцарапанными в кровь.

Как смертные смущаются, взирая

На знаменья, виденья, чудеса,

Со страхом в их зловещий смысл вникая,

Так и она, лишь вой раздался пса,

Смутилась, внемля мрачным предвещаньям,