Поэмы и стихи - [6]

Ныряет, петли вьет.

Из наших черных губ ни крик,

Ни смех не вырвался в тот миг,

Был нем во рту и мой язык,

Лишь искривился рот.

Тогда я палец прокусил,

Я кровью горло оросил,

Я крикнул из последних сил:

"Корабль! Корабль идет!"

Они глядят, но пуст их взгляд,

Их губы черные молчат,

Но я услышан был,

И словно луч из туч блеснул,

И каждый глубоко вздохнул,

Как будто пил он, пил…

"Друзья (кричал я) чей-то барк!

Мы будем спасены!"

Но он идет, и поднят киль,

Хотя кругом на сотни миль

Ни ветра, ни волны.

На западе пылал закат

Кроваво-золотой.

131

Пылало Солнце — красный круг

Над красною водой,

И странен черный призрак был

Меж небом и водой.

И вдруг (Господь, Господь, внемли!)

По Солнцу прутья поползли

Решеткой, и на миг Как бы к тюремному окну,

Готовый кануть в глубину,

Припал горящий лик.

Плывет! (бледнея, думал я)

Ведь это чудеса!

Там блещет паутинок сеть —

Неужто паруса?

И что там за решетка вдруг

Замглила Солнца свет?

Иль это корабля скелет?

А что ж матросов нет?

Там только Женщина одна.

То Смерть! И рядом с ней Лругая.

Та еще страшней,

Еще костлявей и бледней —

Иль тоже Смерть она?

Кровавый рот, незрячий взгляд,

Но космы золотом горят.

132

Пылало Солнце — красный круг

Над красною водой,

И странен черный призрак был

Меж небом и водой.

И вдруг (Господь, Господь, внемли!)

По Солнцу прутья поползли

Решеткой, и на миг Как бы к тюремному окну,

Готовый кануть в глубину,

Припал горяший лик.

Плывет! (бледнея, думал я)

Ведь это чудеса!

Там блещет паутинок сеть —

Неужто паруса?

И что там за решетка вдруг

Замглила Солнца свет?

Иль это корабля скелет?

А что ж матросов нет?

Там только Женщина одна.

То Смерть! И рядом с ней Другая.

Та еще страшней,

Еще костлявей и бледней —

Иль тоже Смерть она?

Кровавый рот, незрячий взгляд,

Но космы золотом горят.

132

Как известь — кожи цвет.

То Жизнь-и-в-Смерти, да, она!

Ужасный гость в ночи без сна,

Кровь леденящий бред.

Барк приближался.

Смерть и Смерть

Играли в кости, сев на жердь.

Их ясно видел я.

И с хохотом вскричала та,

 Чьи красны, точно кровь, уста:

"Моя взяла, моя!"

Погасло Солнце, — в тот же миг

Сменился тьмою свет.

Уплыл корабль, и лишь волна

Шумела грозно вслед.

И мы глядим, и страх в очах,

И нам сердца сжимает страх,

И бледен рулевой.

И тьма, и плещут паруса,

И звучно каплет с них роса,

Но вот с востока разлился

Оттенок золотой,

И Месяц встал из облаков

С одной звездой между рогов,

Зеленою звездой.

133

И друг за другом все вокруг

Ко мне оборотились вдруг

В ужасной тишине,

И выражал немой укор

Их полный муки тусклый взор,

Остановись на мне.

Их было двести.

И без слов Упал один, другой…

И падающей глины стук

Напомнил их паденья звук,

Короткий и глухой.

И двести душ из тел ушли —

В предел добра иль зла?

Со свистом, как моя стрела,

Тяжелый воздух рассекли

Незримые крыла".

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

"Пусти, Моряк! Страшна твоя

Иссохшая рука.

Твой мрачен взор, твой лик темней

Прибрежного песка.

Боюсь твоих костлявых рук,

Твоих горящих глаз!"

"Не бойся, Брачный Гость, — увы!

Я выжил в страшный час.

134

Один, один, всегда один,

Один и день и ночь!

И бог не внял моим мольбам,

Не захотел помочь!

Две сотни жизней

Смерть взяла,

Оборвала их нить,

А черви, слизни — все живут,

И я обязан жить!

Взгляну ли в море — вижу гниль

И отвращаю взгляд.

Смотрю на свой гниющий бриг —

Но трупы вкруг лежат.

На небеса гляжу, но нет

Молитвы на устах.

Иссохло сердце, как в степях

Сожженный Солнцем прах.

Заснуть хочу, но страшный груз

Мне на зеницы лег:

Вся ширь небес и глубь морей

Их давит тяжестью своей,

И мертвецы — у ног!

На лицах смертный пот блестел,

Но тлен не тронул тел.

135

Как в смертный час, лишь

Гнев из глаз В глаза мои глядел.

Страшись проклятья сироты —

Святого ввергнет в ад!

Но верь, проклятье мертвых глаз

Ужасней во сто крат:

Семь суток смерть я в них читал

И не был смертью взят!

А Месяц яркий плыл меж тем

В глубокой синеве,

И рядом с ним плыла звезда,

А может быть, и две.

Блестела в их лучах вода,

Как в инее — поля.

Но, красных отсветов полна,

Напоминала кровь волна

В тени от корабля.

А там, за тенью корабля,

Морских я видел змей.

Они вздымались, как цветы,

И загорались их следы

Мильонами огней.

136

Везде, где не ложилась тень,

Их различал мой взор.

Сверкал в воде и над водой

Их черный, синий, золотой

И розовый узор.

О, счастье жить и видеть мир —

То выразить нет сил!

Я ключ в пустыне увидал —

И жизнь благословил.

Я милость неба увидал —

И жизнь благословил.

И бремя сбросила душа,

Молитву я вознес,

И в тот же миг с меня упал

В пучину Альбатрос.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

О, сон, о, благодатный сон!

Он всякой твари мил. Тебе,

Пречистая, хвала,

Ты людям сладкий сон дала,

И сон меня сморил.

Мне снилось, что слабеет зной,

Замглился небосвод

И в бочках плещется вода.

Проснулся — дождь идет.

137

Язык мой влажен, рот мой свеж,

До нитки я промок,

И каждой порой тело пьет

Животворящий сок.

Встаю — и телу так легко:

Иль умер я во сне?

Иль бесплотным духом стал

И рай открылся мне?

Но ветер прошумел вдали,

Потом опять, опять,

И шевельнулись паруса

И стали набухать.

И воздух ожил в вышине!

Кругом зажглись огни.

Вблизи, вдали — мильон огней,

Вверху, внизу, средь мачт и рей,

Вокруг звезд вились они.

И ветер взвыл, и паруса

Шумели, как волна.

И ливень лил из черных туч,

Средь них плыла Луна.

Грозой разверзлись недра туч,

Был рядом серп Луны.

Воздвиглась молнии стена,