И вот уж куплено кольцо,
Назначен свадьбы срок,
И злая мать сама несет
Торжественный пирог.
"Не деве завтра день взойдет,
А молодой жене" — —
Так Эдвард матери в тот день
Сказал наедине.
Он был с ней в горнице вдвоем;
И побледнела мать:
Шагала Мери наверху,
Готовила кровать.
Когда же по ступенькам вниз
Спускаться стала дочь,
Она внезапно поднялась
И молча вышла прочь.
Она стояла за дверьми;
Вот дочь подходит к ней —
"Уйди! Уйди! — вскричала мать,
Сюда входить не смей.
Меня с товарищем моим
Ты разлучить пришла?" — —
И злая ненависть огнем
Глаза ее зажгла.
Бедняжка Мери, замерла,
Пригвождена к земле,
Бледна, как призрак неживой,
Блуждающий во мгле.
Она ни плакать не могла,
Ни биться, ни стонать,
Она не крикнула: "Зачем
Нельзя войти мне, мать?",
Но, как безумная, наверх
Вдруг, бросилась она
И там на брачную постель
Упала, сражена.
Мать снова в горницу вошла,
В которой Эдвард был,
И так cказала: "Нет, нельзя,
Чтоб ты ее любил.
Она мне дочь, и эту боль
Ношу я столько лет;
Я час кляну, когда ее
Произвела на свет.
Она надменна и горда
И зависти полна,
И лицемерна, и хитра,
И лживей, чем волна.
Когда ты с ней пойдешь к венцу,
Тебя несчастье ждет;
Она твою погубит честь
И сердце разобьет.
О боже, сколько лет я с ней
Делила смертный грех!
Она мне дочь, и тайну я
Хранила ото всех.
Она мне дочь; и для нее
Я на погибель шла;
Я не могу творить молитв, —
Так ноша тяжела.
Готова на ветер сорить
Она твоим добром,
И ты хоть вешайся при ней,
Ей будет нипочем".
Потом промолвила нежней
И за руку взяла;
"За твой единый поцелуй
Я все бы отдала.
И если б захотел ты взять
Меня своей женой,
Я б завещала все тебе,
Все, что ни есть за мной".
Тут юный Эдвард с места встал
И начал хохотать
"Ты верно не в своем уме
Или хлебнула, мать!"
Безмолвно на колени пав,
Молчала долго мать;
Три раза колокол большой
Успел бы прозвучать.
"Та дочь над головой моей,
Кого носила я,
Пусть будет проклята навек
Отныне кровь твоя!
Будь проклят час, когда твой крик
Раздался в первый раз;
Будь проклят твой могильный ров
На кладбище у нас!"
Проклятье матери наверх
До Мери донеслось,
И ложе брачное под ней
Дрожало и тряслось.
Во гневе Эдвард вышел в дверь
И посмотрел назад:
Стояла на коленях мать
Поднявши к небу взгляд.
На брачном ложе он нашел
Трепещущую дочь.
"Мой друг, здесь нехороший дом,
Мой друг, нам нужно прочь!"
Она от страха чуть жива;
Он ей помог привстать;
"Я бы собаки, — молвил он,
Не стал бы здесь держать".
Ее от ложа он повел,
Повел по ступеням.
Она б не смела в этот миг
Молиться небесам.
А мать с колен не поднялась
Средь горницы пустой
И гибель вечную пила
Несытою душой.
Но вот при звуке их шагов
Молитвы шепот стих;
Про бога позабыла мать,
Едва завидев их.
Мать встала — видела ее
Служанка в этот миг
И признавалась, что мороз
Все тело ей проник.
Когда невесту Эдвард вел,
С ней торопясь уйти,
Мать быстро бросилась вперед
И стала на пути.
Какой был смысл? Какой был смысл?
В словах ее таких:
"Я все же вас благословлю,
Невеста и жених.
Резвитесь, как чета ягнят,
Когда цветет апрель;
Пусть образ мой не затенит
Вам брачную постель.
Пусть будет радость ваш удел
Средь ночи и средь дня:
Уж я стара, уж я слаба,
Что вспоминать меня?
Что может сделать мать в летах?
Вам нечего дрожать.
Проклятье — звук, и не придет
