Поединок в «Приюте отшельника» - [37]

Наступило 14 июля. День национального праздника. Газеты не вышли. Вокруг «Приюта отшельника» гремели фейерверки, и «островитяне» поздравляли себя с тем, что их резиденция так хорошо защищена от внешнего мира. Жюли встретила в парке Юбера Хольца, и он пригласил ее выпить кофе. «Мадам Монтано будет очень рада, у нее создалось впечатление, что вы ее избегаете». Актриса была сама любезность.

— Я много раз пыталась узнать новости о Глории, но ваш цербер…

— Кларисса выполняет мои распоряжения.

— Все это очень досадно. Надеюсь, причиной недомогания стал не визит ко мне…

— Ну что вы… Она была в восторге. Моя сестра ждет радостного известия. Возможно, ее уже наградили.

Жюли произнесла эти слова помимо своей воли, она сама этого не ожидала. Или ожидала? Возможно ли, что ею руководило подсознание?

— Быть того не может! — Глаза Джины потемнели. — Глория получила «Академические пальмы»?[39]

— Нет, ее наградили орденом Почетного легиона… по случаю близящегося столетнего юбилея… ну и за заслуги, конечно.

— Потрясающе! Интересно, а я могу рассчитывать на эту награду?

— Почему бы и нет?

— Я сейчас же ее поздравлю. — Джина потянулась к трубке, но Жюли остановила ее.

— Не стоит. Официально о награждении пока не объявляли. И не проговоритесь, что узнали от меня. Вы с Глорией подруги, вот я и… Пусть слухи сделают свое дело.

Час спустя любопытство обитателей «Приюта» разогрелось до нужного градуса. Жюли с Глорией мирно беседовали, предаваясь воспоминаниям о былых триумфах. Глория лежала в шезлонге и подпиливала ногти. Когда раздался звонок телефона, она вздрогнула и схватила трубку.

«Началось», — подумала Жюли и встала, но сестра не дала ей уйти.

— Останься, это какая-то очередная надоеда… Алло… А, это вы, Кейт… Вы так взволнованы, что-то случилось? Что?.. Подождите секундочку.

Она прижала трубку к груди, пытаясь отдышаться.

— Знаешь, что она сказала, Жюли? Я… Меня… Свершилось!

— Прошу тебя, успокойся. Дай мне трубку, я сама поговорю с Кейт.

У Глории дрожат руки, глаза смотрят в одну точку, она словно бы не слышит слов Жюли.

— Алло… Извините, дорогая… Это невероятно… От кого вы узнали? От Памелы? А она? Из «Фигаро»? Она сама прочла? Нет?.. Так, может… Муж Симоны? Ну тогда конечно… Слава богу, я было решила, что это дурная шутка ведьмы Монтано… Спасибо, — у нее срывается голос. — Спасибо. Смешно так волноваться, но… Алло, я вас не слышу. Наверное, помехи… или в ушах звенит. Что? Вы считаете, что в моем лице хотели отметить старейшину?.. Старейшину и лучшую из лучших, да, понимаю… Спасибо, дорогая Кейт. Я глубоко потрясена. Сейчас сестра даст мне капли. Обнимаю вас…

Глория положила трубку и уронила голову на подушку.

— Выпей, — сказала Жюли. — Помнишь, что говорил доктор Приёр?

Та проглотила капли и вернула рюмку Жюли.

— Ты тоже ужасно выглядишь. Конечно, подобная новость кого угодно собьет с ног. Важен не орден, а сам факт награждения. Я приколю его на синий пиджак. Красное на синем… Будет красиво, как ты считаешь?

Глория хлопнула в ладоши и резко поднялась — сама, без помощи Жюли — и, подойдя к колыбели, нежно, как молодая мать, взяла в руки скрипку и отсалютовала смычком, как шпагой… «За Монтано». Она заиграла «Гимн солнцу» Римского-Корсакова — впервые за очень долгое время. Глория каждый день настраивала инструмент, беседовала с ним тихим голосом и… фальшивила. Старые пальцы слушались плохо, но в своем воображении она слышала музыку былых времен, и ее лицо выражало чистый восторг.

Жюли выскользнула за дверь и, согнувшись пополам от боли, вернулась к себе. Она была совершенно обессилена и ничего не понимала. Она слышала разговор, не сомневалась в том, какое действие он окажет на Глорию, но забыла, как сильна их «порода». Кузен Майёль дожил до девяноста восьми лет, прабабка — до ста одного года. О членах семьи Майёль частенько говорили: «Их проще убить, чем…» Радостный сюрприз не только не убил Глорию — он ее взбодрил. Если бы не Джина, все могло бы пойти по-другому. А теперь… Она едва не произнесла вслух: «Все придется начинать сначала», но сдержалась. Жюли умела отправлять «неудобные мысли» в дальний уголок мозга, где они превращались во вполне благопристойные намерения. Глория счастлива, а она, Жюли, одержима ревностью, завистью и злобой. Она — вечная неудачница, «несчастная идиотка», «жалкая калека». Она никого не обвиняет, но имеет право защищаться.

Жюли закурила, но у сигареты оказался привкус лекарства. Появилась Кларисса — ей требовались распоряжения насчет обеда.

— Чай и гренки, я не голодна. Чем занята Глория?

— Разговаривает по телефону — звонит подругам, они звонят ей. Подобный переполох может наделать бед.

— Тебе показалась, что она хуже выглядит?

— Да. Руки дрожат. Голос дрожит. Кажется, только тронь, и искры полетят.

— А что у Джины?

— Тишина. Мсье Хольц поливает сад, мадам Монтано читает журналы на галерее.

— Ладно… Можешь идти, мне больше ничего не нужно.

«Приют отшельника» пребывал в волнении. Глория хотела, чтобы орден ей вручили немедленно. Пришлось деликатно объяснить, что нужно подождать, потому что к юбилейной дате запланировано небольшое торжество. Супрефект согласился лично приколоть награду к пиджаку именинницы, поэтому дату церемонии перенести невозможно. Комитет обсудил ситуацию с Джиной Монтано. Если оказывают честь одной столетней даме, то же следует сделать для другой. «Мадам Монтано совсем недавно поселилась среди нас и еще не стала здесь своей, кроме того, она чуточку моложе мадам Бернстайн, — высказалась мадам Жансон. — Кажется, кто-то говорил мне, что она Стрелец по знаку Зодиака. Можем уточнить у нее самой, но актрисы очень чувствительны и не любят говорить о возрасте. Мадам Монтано наверняка хочет получить награду за вклад в киноискусство Франции, и мы сможем вернуться к этой теме через год».