Подземная железная дорога - [35]

Он ждал ее на одной из скамеек, откуда открывался вид на беседку с музыкантами, поскольку знал, что танцевать она не захочет. Теперь он стал выглядеть старше, чем тогда, в Джорджии. Его выходная одежда была с тех же полок «цветной» лавки, Кора ее мигом опознала, но держался он в ней куда увереннее, чем большинство его ровесников, тоже недавних беглецов с плантаций. Работа на фабрике пошла ему на пользу, как, впрочем, и иные обстоятельства их новой жизни. За неделю, что они не виделись, он отпустил усы.

Потом Кора заметила цветы. Она поблагодарила и похвалила букет. Он похвалил платье. Через месяц после их выхода из тоннеля он попытался поцеловать ее. Она сделала вид, что не заметила этого, а он ей подыгрывал. Когда-нибудь, в свое время, они к этому вернутся. Может, она даже поцелует его сама. Пока она в себе не разобралась.

Музыканты рассаживались.

– Я их слышал, – сказал Цезарь. – Они играют еще лучше, чем наши Джордж с Уэсли.

За несколько месяцев нового существования Кора и Цезарь перестали избегать упоминания о прежней жизни на плантации Рэндаллов. По большей части, подобные разговоры были бы понятны любому бывшему невольнику, окажись он поблизости. Плантация есть плантация. По идее, у каждого должно было быть свое лихо, но на деле все оказывалось скроенным на один манер, и в этой универсальности зла и заключалось самое страшное.

В любом случае, музыка скоро заглушит их разговоры о подземной железной дороге. Хорошо бы музыканты не обиделись на болтовню. Хотя чего им обижаться. Сами, поди, рады-радешеньки, что играют как свободные люди, а не как рабы. Что заводят мелодию не для того, чтоб обитатели невольничьей деревни отвели душу. Что исполняют ее просто в свое удовольствие.

Гулянья, по мнению надзирателей, призваны были стимулировать здоровые отношения между цветными обоего пола, чтобы душевные травмы, оставленные неволей, потихоньку рубцевались. Музыка и танцы, сладкий пунш и угощение на лужайках, в мерцающем свете фонариков – все это было как бальзам на израненную душу. А Цезарю с Корой наконец-то удавалось перекинуться словом и узнать друг у друга, как дела.

Фабрика, на которой работал Цезарь, находилась за городом, график сменный, поэтому выходные у них с Корой совпадали нечасто. Работа ему нравилась. В зависимости от объема заказов каждую неделю на фабрике собирали какой-нибудь новый механизм. Рабочие занимали места вдоль конвейерной ленты, по которой двигались будущие изделия, и каждый устанавливал свою деталь. В начале сборки на конвейере не было ничего, только разложенные кучками детали по бокам, а в конце, когда последний рабочий затягивал последнюю гайку, перед ними представал результат их труда. По словам Цезаря, видеть результат общего труда оказалось приятно – не то что на плантации, где каждый корячится сам по себе.

Работа была монотонной, но не изматывающей, каждую неделю собирали что-то иное, и это привносило элемент новизны. Смена предусматривала регулярные и достаточно продолжительные перерывы на отдых, рассчитанные каким-то ученым-теоретиком, на которого мастера и начальство без конца ссылались. Люди в цехах подобрались хорошие. В поведении некоторых до сих пор проступало тавро рабства, они будто сводили с кем-то счеты за былые унижения, жили так, словно им так и не удалось избавиться от ига нищеты и бесправия, но каждая неделя открывала перед ними новые возможности, помогая им выправляться.

Наши беглецы, встретившись, не могли наговориться. За неделю столько всего случилось. У Мейзи выпал зуб. На фабрике собирали двигатели для локомотивов – Цезарь, грешным делом, подумал, не установят ли их когда-нибудь на паровозы подземной железной дороги. Он заметил, что цены в «цветной» лавке опять подскочили, но Кора и без него это знала.

– Как дела у Сэма? – спросила она.

С местным станционным смотрителем Цезарю видеться было проще.

– Все как обычно. Причин вроде никаких, а он сияет. Какой-то придурок в салуне поставил ему фингал, так он ходит именинником, дескать, давно мечтал.

– А куда же остальные смотрели?

Он наклонился и свесил руки между коленями.

– Через несколько дней будет поезд. Можем ехать дальше, если захотим.

Последняя фраза прозвучала потому, что он знал, что она ответит.

– Лучше на следующем.

– Да, давай на следующем.

Со дня приезда они пропустили уже три поезда. Первое время они часами обсуждали, что выгоднее: как можно скорее уехать со страшного Юга или продолжать пытать счастья здесь, в Южной Каролине. Они помаленьку отъедались, подзаработали деньжат и о язвах плантации начали забывать. Но раньше споры кипели нешуточные. Кора рвалась уезжать, а Цезарь ратовал за то, чтоб не срываться с места. С Сэма какой спрос? Он тут вырос и горой стоял за эволюцию Южной Каролины в расовом вопросе. Чем, в конечном итоге, этот эксперимент закончится, он не знал, воспитан был в стойком недоверии к правительству, но надеялся на лучшее. На первый поезд они так и не сели. Лучше на следующий.

Следующий как приехал, так и уехал. И спорили они меньше. У Коры в дормитории как раз приготовили вкуснейший ужин. Цезарь купил себе новую рубаху. И перспектива снова бежать куда-то и голодать, да еще и бросить все нажитое почему-то их не прельщала. Потом приехал и уехал третий поезд. И вот теперь четвертый.