Подземелье призраков Аккермана - [17]

Шрифт
Интервал

Его имени никто не знал — в криминальном мире он был известен с давних времен именно как Цыган, и слово его всегда было весомым. Среди других одесских воров Цыган пользовался уважением — потому что никогда не делал другим подлостей, не пытался захватить чей-нибудь район и обладал железным авторитетом среди своих, цыган, которыми правил железной рукой, и никто никогда не смел его ослушаться.

Вообще цыгане всегда стояли особняком от других воров и если и входили в местный криминальный мир, подчиняясь его законам, то только потому, что иначе никто не дал бы им свободно заниматься своими делами, их просто стерли бы в порошок. А потому, вступив в контакт с Японцем, Цыган получил для своих людей железную гарантию того, что никто их не тронет, никто не посягнет на то место, которое они уже отвоевали. Они были сами по себе, но никто из них не нарушал воровской закон.

Может быть, именно по причине этой обособленности никто из цыган не записался в полк. А когда Цыган назначил встречу Японцу, тот приехал лично к нему домой, чем подчеркнул свое особое к нему уважительное отношение, ведь король Одессы не ездил ни к кому никогда.

Автомобиль Японца затормозил возле дома Цыгана. Во дворе было пусто. Перед важной встречей Цыган убрал всех своих домочадцев, чтобы никто не помешал разговору. Только столетняя старуха, одна из многочисленных родственниц, сидела во дворе под раскидистой яблоней, покуривая трубку с черным армейским табаком да щурясь на солнечный свет выцветшими подслеповатыми глазами.

— Зачем звал? — Японец чинно переступил порог беседки, в которой Цыган накрыл для гостя стол. Беседка была расположена в цветущем саду, и вокруг благоухала свежая майская зелень.

— Да так... слово за слово... переговорить... — Цыган с почетом усадил важного гостя в кресло, покрытое узорчатым ковром. Предложил водку, закуски. Выпили за встречу. Водка была царской, еще из старых запасов, и Японец удивленно раскрыл глаза — подобные напитки не только не продавались в городе, но исчезли даже из самых лучших ресторанов.

— Хорошую водку пьешь! — он посмотрел рюмку на свет.

— Из старых запасов. Такую подавали когда-то к столу государя императора, — ответил Цыган, — давно держал.

— Зачем же открыл? — удивился Японец.

— Нет больше смысла хранить, — Цыган покачал головой, — нет прошлого. Когда еще выпьешь с хорошим человеком?

— Красивый у тебя сад! — Японец посмотрел по сторонам.

— Землю люблю, — улыбнулся Цыган, — так и тянет к земле. Возился бы на ней, сложись жизнь иначе. Теперь уже поздно...

— Да шо за здрасьте! — удивился Японец. — Щас вот и копайся за свою землю, самое то оно! Кто за тебя мешает, или как за такое дело скажешь?

— Вот за то и хочу поговорить, — Цыган сразу стал серьезным, — предупредить тебя хочу. За дело твое пару слов сказать надо.

— Ну, говори, — нахмурился Японец, — много кто говорит. Уже за все уши повяли. Много говорят, да мало делают. И ты говори — за долгие годы заслушаю.

— Нет, ты не знаешь о чем, — Цыган покачал головой, — люди до тебя идут — это правда. Но люди, они всегда... слабы головой. А вот ты, сдается мне, не на ту дорожку сворачиваешь. По дороге идешь не с теми.

— Поясни, — нахмурился Японец.

— Я поясню. Только ты скажи мне спервой, зачем оно тебе? Силы захотелось, власти?

— Не угадал! — хохотнул Японец. — Сила, власть — за это все у меня есть! Я другого хочу. По-другому, понимаешь? Шоб не брехали за лоб — мол, вор, хоть король, а вор, шо босяк с Дюковского сада! Я за людей настоящим красным командиром хочу. Вон другие же сможут. Ще за как сможут. Только диву давайся. А чем я хуже? Я за тоже хочу как...

— Как Котовский, — нахмурился Цыган.

— А шо за нет? Шоб ты был мине здоров, чем я за хуже? Он красный конник, командир, слыхал? А я буду за красный король, весь за орденов, медалей...

— Я историю тебе рассказать хочу. — Цыган вперил в Мишку тяжелый взгляд, — выслушай.

— Ну говори. Тока не за долго. Время дорого нынче! — хмыкнул Японец.

— Был давеча я в Бессарабии... Табор навестить знакомый было надо. Друг позвал старинный. Брат по крови. Ночью к лиману подъехал на подводе. К лиману, что возле Аккермана, знаешь? Табор там стал, на берегу. Подъехал — думал, огни, костры горят, люди возле костров сидят, старики разговаривают... Но вокруг не было ни души. Только кибитки ветер трепал, покрывала. Страшно мне стало. Я в ближайшую кибитку зашел — а там пустота. Вещи там были. Еда на столе разложена. Чай в чашке. И ни одного человека нет! Никого в таборе! Словно разом все вместе пропало! Страшно... аж до жути...

— Не понимаю... Исчезли все, что ли? — нахмурился Японец. — Все исчезли, даже дети? А куда подевались?

— Все исчезли, — Цыган понизил голос, — ни одного человека не осталось. Никого в таборе. Забился я в ближайшую кибитку, до утра переждал. Глаз не сомкнул — всю ночь трясся от страха. Старый я человек, многое повидал. Но такого никогда не видел, ни разу. Если б седым не был, из той кибитки вышел бы седой. Ни одного бы черного волоса не осталось.

— Страху ты на меня нагоняешь, — сказал Японец, — мне-то зачем? Страшное оно везде страшно! Ты рассказ свой заканчивай. Куда люди делись?


Еще от автора Ирина Игоревна Лобусова
Монастырь дьявола

Если в стене старинного замка вдруг приоткрылась дверь, это еще не значит, что в нее нужно входить. Существует средневековая пословица: «дьявол обожает монастыри». Особенно те, за стенами которых скрывается страшная тайна, уходящая корнями в глубокое средневековье, и начавшая жизнь заново в современности.Отправляясь в автобусное путешествие по средневековым замкам Европы, главный герой ничего не знал о дверях, открытых в стене. После катастрофы автобуса, вместе с двумя случайными спутниками, он находит заброшенный замок в лесу.


Змей Сварога

Простив Виктора Барга, Зинаида Крестовская начинает вести спокойную, почти семейную жизнь. Работа в институте, пусть и нелюбимая, рядом мужчина, за которого она так боролась, – разве этого мало? Но Зина вдруг начинает понимать, что это все не для нее, что ей нужен риск, адреналин. И неожиданно она это получает с избытком. Новое дело, которое Крестовская расследует уже как полноправный сотрудник НКВД, не просто опасно, оно смертельно опасно. Ей предстоит снова столкнуться с секретными разработками НКВД, который, как известно, не останавливался ни перед чем…


Короли Молдаванки

Когда молодой следователь Володя Сосновский по велению семьи был сослан подальше от столичных соблазнов – в Одессу, он и предположить не мог, что в этом приморском городе круто изменится его судьба. Лишь только он приступает к работе, как в Одессе начинают находить трупы богачей. Один, второй, третий… Они изуродованы до невозможности, но главное – у всех отрезаны пальцы. В городе паника, одесситы убеждены, что это дело рук убийцы по имени Людоед. Володя вместе со старым следователем Полипиным приступает к его поиску.


Смерть в катакомбах

…Январь 1942 года. Одесса захвачена немцами и румынами. В городе голод, холод, страх и смерть — не проходит и дня, чтобы кого-нибудь не казнили. Оккупанты свирепствуют — за каждого убитого офицера или солдата они расстреливают десятки мирных одесситов. У Зинаиды Крестовской была возможность эвакуироваться, но она решила остаться в Одессе для подпольной работы, тем более, что ее непосредственным руководителем стал любимый человек — Григорий Бершадов. Однако через какое-то время Зина с ужасом узнает, что не только оккупанты убивают мирных людей — в смертельной схватке сошлись свои, не щадящие никого для достижения своей цели…


Букет из Оперного театра

В павильонах построенной в Одессе почти на берегу моря кинофабрики «Мирограф» снимается очередной фильм. Но приглашенных на главную роль актрис одну за другой находят лежащими в гробу, усыпанными дивными цветами и… с петлей на шее. Чтобы закончить фильм, директор кинофабрики приглашает саму Веру Холодную. Неужели и ее жизни что-то угрожает? При этом актрису обещает охранять сам Мишка Япончик, не устоявший перед ее чарами…


Миллион с Канатной

...1919 год. Одесса переходит из рук в руки — от красных к ­белым и от белых к красным. Наконец в городе окончательно устанавливается советская власть. И все же спокойствия нет — тут и там происходят бандитские разборки, совершаемые с какой-то необычной жестокостью. Появляются настойчивые слухи о том, что Мишка Япончик не погиб — он жив и вернулся в Одессу. И цель его — добыть сокровища, спрятанные в катакомбах. Таня прекрасно знает, что это не так, что Мишка мертв, и ей просто необходимо разоблачить того, кто зверствует под именем Японца..


Рекомендуем почитать
Царствие благодати

В Ричмонде, штат Виргиния, жестоко убит Эфраим Бонд — директор музея Эдгара По. Все улики указывают: это преступление — дело рук маньяка.Детектив Фелисия Стоун, которой поручено дело, не может избавиться от подозрения, что смерть Эфраима как-то связана с творчеством великого американского «черного романтика» По.Но вдохновлялся ли убийца произведениями поэта? Или, напротив, выражал своим ужасным деянием ненависть к нему?Как ни странно, ответы на эти вопросы приходят из далекой Норвегии, где совершено похожее убийство молодой женщины — специалиста по творчеству По.Норвежская и американская полиция вынуждены объединить усилия в поисках убийцы…


В душной южной ночи

Сценарий «В душной южной ночи» написан Стерлингом Силлифантом по мотивам книги писателя Джона Белла, создавшего серию романов о негре-сыщике Вирджиле Тиббсе. Однако книга и фильм — совершенно различные произведения. Вирджил Тиббс у Джона была очень близок однотипным, популярным в литературе 30-х образам сыщиков. В сценарии Стерлинга Силлифанта герой картины — личность, переживающая жестокие штормы и бури современной Америки с ее, как всегда, остростоящей негритянской проблемой. Тиббса играет Сидней Пуатье — первый актер-негр, получивший высшую американскую кинопремию — «Оскар» за исполнение главной роли в знакомом советскому зрителю фильме Стэнли Креймера «Не склонившие головы».


В нужном месте

Русскоязычному читателю уже известно имя Лео Брюса.Лео Брюс — автор первой пародийной стилизацией на тему запертой комнаты. Фантазия автора «родила» четырех «мушкетеров»-сыщиков: основное трио — монсеньор Smith, Amer Picon и лорд Simon Pimsoll. Но звездой, этаким «д'Артаньяном», стал краснолицый любитель пива, деревенский полицейский, сержант Beef (фамилия переводится как «Говядина»), чье беспристрастное, спокойное «Я знаю, кто сделал это» в конце оказывается правильным решением. Этот роман уже опубликован в сети.Но автор написал немало рассказов о «звезде» «Дела для трех детективов» сержанте Бифе.


Жена доктора

Русскоязычному читателю уже известно имя Лео Брюса.Лео Брюс — автор первой пародийной стилизацией на тему запертой комнаты. Фантазия автора «родила» четырех «мушкетеров»-сыщиков: основное трио — монсеньор Smith, Amer Picon и лорд Simon Pimsoll. Но звездой, этаким «д'Артаньяном», стал краснолицый любитель пива, деревенский полицейский, сержант Beef (фамилия переводится как «Говядина»), чье беспристрастное, спокойное «Я знаю, кто сделал это» в конце оказывается правильным решением. Этот роман уже опубликован в сети.Но, автор написал немало рассказов о «звезде» «Дела для трех детективов» сержанте Бифе.


Проект «Смертники»

Пятеро обыкновенных жителей Нью-Йорка начинают совершать ужасные убийства… Два детектива берутся расследовать это дело, но каждый раз, когда они тянут за ниточки к нему, клубок запутывается еще больше…


Чертово колесо

Семейная драма опера Жоры Любимова, который 12 лет не видел родную дочь, оборачивается для него… обвинением в убийстве. Причем не кого-нибудь, а бойфренда дочки!


Адвокат с Лычаковской

Начало ХХ века, 1908 год. Молодой киевлянин Клим Кошевой чудом вырвался из тюрьмы и скрывается от преследований царской власти во Львов. Но и тут его арестовывает полиция — возле трупа известного адвоката Евгения Сойки. Покойный имел в городе сомнительных друзей и могущественных врагов. Самоубийство — или убийство? Поиски истины водят Кошевого темными лабиринтами львовских улиц. На его пути — дерзкие батяры, городские криминальные короли и российские террористы-бомбисты. А еще полицейский комиссар Марек Вихура, у которого Клим постоянно путается под ногами.


Фуэте на Бурсацком спуске

Харьков 1930 года, как и положено молодой республиканской столице, полон страстей, гостей и противоречий. Гениальные пьесы читаются в холодных недрах театральных общежитий, знаменитые поэты на коммунальных кухнях сражаются с мышами, норовящими погрызть рукописи, но Город не замечает бытовых неудобств. В украинской драме блестяще «курбалесят» «березильцы», а государственная опера дает грандиозную премьеру первого в стране «настоящего советского балета». Увы, премьера омрачается убийством. Разбираться в происходящем приходится совершенно не приспособленным к расследованию преступлений людям: импозантный театральный критик, отрешенная от реальности балерина, отчисленный с рабфака студент и дотошная юная сотрудница библиотеки по воле случая превращаются в следственную группу.


Преферанс на Москалевке

Харьков, роковой 1940-й год. Мир уже захлебывается войной, уже пришли похоронки с финской, и все убедительнее звучат слухи о том, что приговор «10 лет исправительно-трудовых лагерей без права переписки и передач» означает расстрел. Но Город не вправе впадать в «неумное уныние». «Лес рубят – щепки летят», – оправдывают страну освобожденные после разоблачения ежовщины пострадавшие. «Это ошибка! Не сдавай билеты в цирк, я к вечеру вернусь!» – бросают на прощание родным вновь задерживаемые. Кинотеатры переполнены, клубы представляют гастролирующих артистов, из распахнутых окон доносятся обрывки стихов и джазовых мелодий, газеты восхваляют грандиозные соцрекорды и годовщину заключения с Германией пакта о ненападении… О том, что все это – пир во время чумы, догадываются лишь единицы.


Смерть у стеклянной струи

…Харьков, 1950 год. Страну лихорадит одновременно от новой волны репрессий и от ненависти к «бездушно ущемляющему свободу своих трудящихся Западу». «Будут зачищать!» — пророчат самые мудрые, читая последние постановления власти. «Лишь бы не было войны!» — отмахиваются остальные, включая погромче радио, вещающее о грандиозных темпах социалистического строительства. Кругом разруха, в сердцах страх, на лицах — беззаветная преданность идеям коммунизма. Но не у всех — есть те, кому уже, в сущности, нечего терять и не нужно притворяться. Владимир Морской — бывший журналист и театральный критик, а ныне уволенный отовсюду «буржуазный космополит» — убежден, что все самое плохое с ним уже случилось и впереди его ждет пусть бесцельная, но зато спокойная и размеренная жизнь.