Подвойский - [7]
— Ну как, пойдем еще в театр? — улыбаясь, спросил Николай.
— Пойдем! Пойдем! Хоть сейчас! — радостно со всех сторон закричали хористы.
— А вы знаете, писатель Николай Васильевич Гоголь бывал в Чернигове. Может, кого-то из чиновников он увидел как раз в нашем городе.
Ребята были удивлены.
— У нас гостил также Александр Сергеевич Пушкин, — продолжал Николай. — Знаете такого? Кто помнит, что он написал?
— Сказку о царе Салтане… Сказку о мертвой царевне, — вразнобой стали называть хористы.
— Правильно! Есть у него еще сказка о попе и его работнике Балде.
стал читать Николай, отбивая рукой по колену ритм звучного пушкинского стиха. Дети сразу насторожились. Такой сказки о жадном попе они, монастырские мальчики, не знали. Когда отзвучали последние строчки веселой сказки, на мгновение воцарилась тишина.
— Наш эконом, отец Мисаил, такой же жадный, — вдруг сказал один из хористов.
— А его помощник, отец Досифей, еще жаднее, — поддержал другой.
Мальчики рассказали, что монастырские экономы часто устраивают им утренние и вечерние чаепития не то что без сахара, а даже без хлеба. А прежний репетитор за плохие отметки и за провинности частенько «угощал» их тяжелой дубовой линейкой.
— Что же вы не жаловались? — возмутился Николай.
— А кому жаловаться? — спросил один из старших мальчиков.
Сердце Николая сжалось от боли: какой же беспросветной должна представляться жизнь этим маленьким монастырским рабам!
— Кому, кому! — вдруг озорно крикнул Николай. — Ты вон, смотри, какой здоровяк! Давай поборемся!
Николай схватил в обнимку хориста и покатился с ним по траве. Борьба шла с переменным успехом. Хористы как взорвались, повскакали с мест и принялись радостно и усердно валтузить друг друга. Но через несколько минут Николай крикнул:
— Все! Поразмялись, хватит!
Дети собрались около Николая. Глаза их горели. Еще бы! Ведь прежний репетитор лупил за подобное линейкой и правого и виноватого.
Выждав, когда хористы успокоятся, Николай продолжил свой рассказ:
— …Бывал в Чернигове великий композитор Михаил Глинка. Мы кое-что из его хоров с вами разучим. Много басен написал здесь украинский баснописец Глебов. Хотите прочитаю?
Николай прочитал две запомнившиеся ему басни Л. Глебова.
— …А сейчас в Чернигове работает хороший писатель Михаил Коцюбинский…
Каждый день, проведенный мальчиками с Николаем, был для них праздником, открытием. Он сводил их в цирк, где выступал Анатолий Дуров. Некоторых из мальчиков записал на свой читательский абонемент, и они стали самостоятельно брать книги в городской библиотеке. Заметив у одного из мальчиков склонность к рисованию, Николай подарил ему ящичек с красками и кисточками. Потом, когда Николай устроил для хористов кукольный театр, имевший такое странное, отдающее богохульством название «Вертеп», они вместе разрисовали куклы для постановки гоголевского «Вия». В самом хоре Николай организовал кассу взаимопомощи. Он выполнил свое обещание, данное хористам при первой встрече, — их стали лучше кормить и одевать.
…Более сорока лет спустя, в грозном 1942 году, Николай Ильич Подвойский получил из Уфы письмо: «Дорогой Николаи Ильич! — писал корреспондент. — Каждый раз, когда я пишу Вам, мне все сдается, что я десятилетний мальчик, который получил переэкзаменовку по арифметике, а Вы меня подтягиваете по Евтушевскому. О, как давно это было!..Много чего в Вашей тогдашней деятельности как воспитателя на то время надо считать дерзновением и смелым новаторством». Это письмо написал поэт, академик АН УССР Павел Григорьевич Тычина, в прошлом один из мальчиков-хористов Троицкого монастыря. Павел Григорьевич напомнил в письме о подаренных ему красках и о «Вертепе». «Когда на смену прежним репетиторам пришел к нам Николай Ильич Подвойский — все в нашем общежитии изменилось, — писал в автобиографии П. Г. Тычина. — Понемногу изменились и мы сами, мальчики-хористы… Самые светлые воспоминания храню я в своем сердце о Николае Ильиче Подвойском».
Поистине бесценным подарком судьбы считал Павел Григорьевич то, что на его пути — десятилетнего затравленного монастырского мальчика — встретился такой учитель, как Николай Ильич Подвойский. Именно тогда и именно Николаем Ильичем были забиты первые колышки, поставлены первые вешки, определившие жизненную дорогу поэта.
…Николай Подвойский продолжал руководить социал-демократическим кружком. Революционная теория, которую он изучал с кружковцами, звала на открытую борьбу. И потому Николай все чаще задумывался о недостаточности только пропагандистской работы, ему хотелось «дела». И хотя учитель удерживал его от необдуманных, «самостийных» действий, Николай упорно искал возможность «поверить теорию практикой».
Как раз в это время Подвойского назначили регентом семинарского хора. Он сразу же воспользовался этим и постарался внести «мятежный дух» в работу хора. Отдавая необходимую дань церковно-религиозному репертуару, Николай за зиму полулегально разучил с хором несколько украинских народных песен: «Рэвэ та й стогнэ», «Як умру», русскую «Дубинушку» и даже «Марсельезу».
Однажды в один из заранее обусловленных дней Николай пришел к учителю, который по его озорным глазам сразу догадался, что неугомонный семинарист что-то придумал. И действительно, Николай не в первый раз завел разговор о том, что пора пускать его кружковцев «в дело». Учитель, однако, был неумолим:
Яркая, насыщенная важными событиями жизнь из интимных переживаний собственной души великого гения дала большой материал для интересного и увлекательного повествования. Нового о Пушкине и его ближайшем окружении в этой книге – на добрую дюжину диссертаций. А главное – она актуализирует недооцененное учеными направление поисков, продвигает новую методику изучения жизни и творчества поэта. Читатель узнает тайны истории единственной многолетней, непреходящей, настоящей любви поэта. Особый интерес представляет разгадка графических сюит с «пейзажами», «натюрмортами», «маринами», «иллюстрациями».
В книге собраны очерки об Институте географии РАН – его некоторых отделах и лабораториях, экспедициях, сотрудниках. Они не представляют собой систематическое изложение истории Института. Их цель – рассказать читателям, особенно молодым, о ценных, на наш взгляд, элементах институтского нематериального наследия: об исследовательских установках и побуждениях, стиле работы, деталях быта, характере отношений, об атмосфере, присущей академическому научному сообществу, частью которого Институт является.Очерки сгруппированы в три раздела.
«…Митрополитом был поставлен тогда знаменитый Макарий, бывший дотоле архиепископом в Новгороде. Этот ученый иерарх имел влияние на вел. князя и развил в нем любознательность и книжную начитанность, которою так отличался впоследствии И. Недолго правил князь Иван Шуйский; скоро место его заняли его родственники, князья Ив. и Андрей Михайловичи и Феодор Ив. Скопин…».
Джон Нейхардт (1881–1973) — американский поэт и писатель, автор множества книг о коренных жителях Америки — индейцах.В 1930 году Нейхардт встретился с шаманом по имени Черный Лось. Черный Лось, будучи уже почти слепым, все же согласился подробно рассказать об удивительных визионерских эпизодах, которые преобразили его жизнь.Нейхардт был белым человеком, но ему повезло: индейцы сиу-оглала приняли его в свое племя и согласились, чтобы он стал своего рода посредником, передающим видения Черного Лося другим народам.
Аннотация от автораЭто только кажется, что на работе мы одни, а дома совершенно другие. То, чем мы занимаемся целыми днями — меняет нас кардинально, и самое страшное — незаметно.Работа в «желтой» прессе — не исключение. Сначала ты привыкаешь к цинизму и пошлости, потом они начинают выгрызать душу и мозг. И сколько бы ты не оправдывал себя тем что это бизнес, и ты просто зарабатываешь деньги, — все вранье и обман. Только чтобы понять это — тоже нужны и время, и мужество.Моя книжка — об этом. Пять лет руководить самой скандальной в стране газетой было интересно, но и страшно: на моих глазах некоторые коллеги превращались в неопознанных зверушек, и даже монстров, но большинство не выдерживали — уходили.
В книге рассказывается о героических боевых делах матросов, старшин и офицеров экипажей советских подводных лодок, их дерзком, решительном и искусном использовании торпедного и минного оружия против немецко-фашистских кораблей и судов на Севере, Балтийском и Черном морях в годы Великой Отечественной войны. Сборник составляют фрагменты из книг выдающихся советских подводников — командиров подводных лодок Героев Советского Союза Грешилова М. В., Иосселиани Я. К., Старикова В. Г., Травкина И. В., Фисановича И.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.