Подвойский - [6]

Шрифт
Интервал

Договорившись с монастырским начальством об условиях работы, Николай сразу же пошел в «покои» к хористам. Он распахнул дверь и увидел сидевших у давно не скобленного стола с самоваром десятка полтора понурых мальчиков, вяло занимающихся кто чем. Стихнув, они кто испуганно, кто с любопытством смотрели на высокого, русоволосого, в серой форменной тужурке семинариста. Николай молча подсел к столу, теперь он лучше мог разглядеть детей — бледненькие и печальные, как маленькие старички.

— Что же вы в такой грязи живете? — строго спросил он. — И ногти у вас грязные. — Николай отвернул ворот на тоненькой шее рядом сидящего мальчика. — Вот и белье слишком долго занашиваете. — Он заглянул под стол. — И сапоги рыжие, как горчицей намазанные!

— А нам ваксы не дают, — раздался робкий голос.

— Не дают? Сделаем так, чтобы вакса была! И галоши надо купить. И рукавицы. И башлыки. Как же вы будете зимой отпевать покойника — следовать за гробом в слякоть пять верст до кладбища да пять обратно?

— Галоши, башлыки! Да у нас их никогда и не было, — вырвалось у одного из старших мальчиков.

— Мне регент сказал, что и двоечников у вас много!

Мальчики сразу притихли, поняв, что это семинарист от регента, а значит, их начальство.

— Ваш репетитор вчера, когда вы пели в соборе, уехал, — продолжал Николай. — На его месте теперь буду я. Фамилия моя Подвойский. Зовите Николай Ильич. Поняли?

Мальчики переглянулись и не очень дружно ответили.

— Будут у вас и рукавицы, и башлыки, и галоши — я регента уговорю. Но надо, чтобы вы своими успехами доказали, что вы все хорошие, серьезные и примерные ученики. Хорошо?

— Хорошо, Николай Ильич, — словно проснувшись, радостно зашумели хористы.

Неожиданно открылась дверь. Раздался чей-то грубый голос:

— Эй вы, лопари-голодальщики! Катитесь в школу, пока я не вымел вас из хаты!

Пущенная кем-то грязная половая щетка влетела в дверь и шлепнулась на стол. За ней вошел служитель.

Хористы вновь испуганно замолкли. Николай встал во весь свой рост и сдвинул брови.

— Это что за выходка? Кто вы такой? Служитель? — грозно спросил он.

Вошедший от неожиданности оторопел, вытянулся, опустил руки.

— Так точно!

— Вы что, с военной службы? Как зовут?

— Так точно! Максимом!

— Кто же вас, Максим, научил так обращаться с этими мальчиками?

— Виноват… Простите… Извините… — Максим съежился, подобрал щетку и, пятясь к двери, пробормотал: — Я потом приду…

Когда дверь захлопнулась, мальчики, как по команде, облегченно вздохнули. Детским чутьем они поняли, что Николай Ильич — добрый человек, что он будет их защитником. Возбужденно переговариваясь, хористы ушли на занятия.

Николай осмотрел расположенную рядом комнату репетитора. Он был доволен тем, что контакт с учениками удалось, кажется, установить с первой встречи. К этому времени он уже имел определенные педагогические навыки. Решив стать учителем, а не священником, Николай проявлял теперь постоянный интерес к педагогике. Многие педагогические идеи он уяснил из работ революционных демократов В. Г. Белинского, Н. Г. Чернышевского, Н. А. Добролюбова. Ему даже удалось познакомиться с не разрешенными к печати, но ходившими по рукам в списках некоторыми работами украинского философа и педагога Григория Сковороды. Учитель дал ему из личной библиотеки сплошь испещренные подчеркиваниями и пометками работы К. Д. Ушинского «Детский мир», «Родное слово», «Человек как предмет воспитания». Их Николай изучил основательно. Он не раз вместе с учителем обсуждал идеи К. Д. Ушинского о демократизации образования, о деятельной сущности человека, о необходимости воспитывающего обучения. Особую привлекательность прогрессивным педагогическим идеям Ушинского придавало в глазах Николая то обстоятельство, что они звучали в унисон с коренным положением марксизма о решающей роли народных масс в истории. Реализация этих идей, понимал Николай, будет способствовать решению поставленной Марксом и Энгельсом задачи: поднять рабочий класс до положения правящего класса. Нельзя сказать, что в сознании Николая Подвойского сразу сложилась стройная система педагогических взглядов. Но он, по крайней мере, уже твердо знал, что можно с одинаковым успехом учить и кухаркиных и дворянских детей, что обучение должно быть связано с воспитанием, что школа должна поднимать, возвышать человека, развивать личность, что отношения учителя и ученика должны строиться на взаимном уважении и доверии.


В репетиторской комнате на самом видном месте Николай поставил вылепленный из белого гипса бюст Тараса Шевченко. Когда Николай был на месте, комната была открыта и доступна всем хористам. С каждым отстающим в учебе мальчиком он занимался отдельно. Всеми силами старался оживить, скрасить угрюмый монастырский быт хористов. Он поставил перед собой задачу во что бы то ни стало привить им интерес к чтению, к литературе — ничем не заменимому источнику саморазвития и самовоспитания. При первой же возможности Николай, купив на свои деньги билеты, повел детей в театр, где они смотрели комедию Н. В. Гоголя «Ревизор». Ни одному из мальчиков до того в театре бывать не приходилось. Их восторгам не было конца. Спустя некоторое время Николай повел хористов на Болдину гору. Показал скромную, с крестом могилу украинского историка А. М. Марковича. Потом рассадил ребят кружком, сам сел в середину. Мальчишки смотрели на него во все глаза, с нетерпением ожидая, что же расскажет сегодня им Николай Ильич.


Рекомендуем почитать
М. В. Ломоносов – художник. Мозаики. Идеи живописных картин из русской истории

М.В. Ломоносов, как великий ученый-энциклопедист, прекрасно понимал, какую роль в развитии русской культуры играет изобразительное искусство. Из всех его видов и жанров на первый план он выдвигал монументальное искусство мозаики. В мозаике его привлекала возможность передать кубиками из смальты тончайшие оттенки цветов.До сих пор не оценена должным образом роль Ломоносова в зарождении русской исторической картины. Он впервые дал ряд замечательных сюжетов и описаний композиций из истории своей родины, значительных по своему содержанию, охарактеризовал их цветовое решение.


Я твой бессменный арестант

В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.


Великие оригиналы и чудаки

Кто такие чудаки и оригиналы? Странные, самобытные, не похожие на других люди. Говорят, они украшают нашу жизнь, открывают новые горизонты. Как, например, библиотекарь Румянцевского музея Николай Федоров с его принципом «Жить нужно не для себя (эгоизм), не для других (альтруизм), а со всеми и для всех» и несбыточным идеалом воскрешения всех былых поколений… А знаменитый доктор Федор Гааз, лечивший тысячи москвичей бесплатно, делился с ними своими деньгами. Поистине чудны, а не чудны их дела и поступки!В книге главное внимание уделено неординарным личностям, часто нелепым и смешным, но не глупым и не пошлым.


Горе от ума? Причуды выдающихся мыслителей

В книге Рудольфа Баландина читатель найдет увлекательные рассказы о странностях в жизни знаменитых интеллектуалов от Средневековья до современности. Герои книги – люди, которым мы обязаны выдающимися открытиями и техническими изобретениями. Их гениальные мысли становились двигателем человеческой цивилизации на протяжении веков. Но гении, как и обычные люди, обладают не только достоинствами, но и недостатками. Автор предлагает ответ на вопрос: не способствовало ли отклонение от нормы, пусть даже в сторону патологии, появлению нетривиальных мыслей, решений научных и технических задач?


В нашем доме на Старомонетном, на выселках и в поле

В книге собраны очерки об Институте географии РАН – его некоторых отделах и лабораториях, экспедициях, сотрудниках. Они не представляют собой систематическое изложение истории Института. Их цель – рассказать читателям, особенно молодым, о ценных, на наш взгляд, элементах институтского нематериального наследия: об исследовательских установках и побуждениях, стиле работы, деталях быта, характере отношений, об атмосфере, присущей академическому научному сообществу, частью которого Институт является.Очерки сгруппированы в три раздела.


Становление бойца-сандиниста

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Есенин: Обещая встречу впереди

Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.


Рембрандт

Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.


Жизнеописание Пророка Мухаммада, рассказанное со слов аль-Баккаи, со слов Ибн Исхака аль-Мутталиба

Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.


Алексей Толстой

Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.