Подвойский - [140]

Ратуя за трудовое воспитание, Н. И. Подвойский, конечно же, не отрицал значимость образования. «…Советую вам учиться, учиться и учиться, — писал он детям во время одной из командировок. — И не только для того, чтобы подготовиться к выполнению тех пли других задач сейчас. Нет, учитесь, учитесь всю жизнь, чтобы все время стоять в уровень с могущими быть вам предъявленными государством в каждый данный момент требованиями. Помните, что социализм — это все ускоряющееся движение вперед, все выше и выше, все более и более квалифицированными силами». Оп призывал их глубоко изучать теорию. «Без знания теории, — утверждал он, — происходит бесполезная растрата сил… там и тогда, где теория несколькими словами открывает пути. Теория — это опыт миллионов и миллионов людей…»

Когда старшие дети вышли из подросткового возраста, в семье стали все чаще возникать разговоры о дружбе, о любви. Николай Ильич подчас выговаривал кому-то из детей за то, что те иногда поздно приходили. Но они отвечали, что не видят ничего ужасного в том, что молодые собираются в часы отдыха, шутят, болтают и даже влюбляются.

— Разве социализм и любовь несовместимы? — как-то вдруг напрямую спросила самая непосредственная из детей Ниночка.

— Совместимы, конечно! — Николай Ильич от неожиданности сел на первый попавшийся стул, пытаясь собраться с мыслями.

А дети замолкли, окружили его. Четыре пары любопытных глаз смотрели на него и ждали. Нина Августовна с улыбкой поглядывала на Николая Ильича, уверенная в том, что он «выкрутится».

— Встречаться, улыбаться, смеяться, шутить, плясать, петь! Я — за! — наконец проговорил он. — Но настоящая любовь — это начало материнства. Я за такую любовь. То, что ты ему нравишься и он тебе нравится, этого мало для настоящей любви. Надо посмотреть, что он ищет? Духовной близости и взаимопонимания? Хорошо! Но думает ли он связать с тобой свою судьбу и вырастить потом кучу детей? Если да, то это любовь по-социалистически. А если в нем только плоть проснулась и бунтует, то это еще не настоящая любовь.

— Почему же непременно «кучу детей»? — встревает Лева.

— Да потому, что в последние годы в городах творится форменное безобразие, — горячится Николай Ильич. — Взяли моду иметь по 1–2 ребенка! Вот где истязание плоти! Вот где губится здоровье женщины!

Николай Ильич успокаивается, приводит примеры, когда увлечение и необдуманная связь вели к скоропалительной свадьбе, появлению ребенка, которого молодые «спихивали» родителям, чтобы самим закончить учебу и начать хоть что-то зарабатывать на жизнь.

— Мне кажется, что тут нет ни грана не только социализма, — переходит он на Ниночкин шутливый тон, — а даже разночинского демократизма.

Ниночка фыркает. А Николай Ильич опять серьезен.

— Прежде чем думать о настоящей любви, надо найти свое место в жизни. Надо хотя бы закончить учебу. Я так считаю.

Тема любви не раз возникала и в разговорах Подвойского с детьми, и в письмах к ним. Но наверняка сильнее всяких слов, наставлений, советов и рекомендаций воздействовал на детей живой пример их родителей. У Николая Ильича и Нины Августовны была одна на двоих нераздельная и беззаветная любовь на всю жизнь. И в молодости, и в зрелые годы они любили друг друга, любили жизнь и были счастливы. Для Николая Ильича даже короткая разлука с Ниной Августовной была мучительна. Он и в тридцать, и в шестьдесят лет писал ей письма, полные поэзии, любви и юношеского огня. «Милая», «родная», «дорогая» Нинуша — только так он обращался к ней до самого последнего дня своей жизни. Вот уже двадцать лет, писал он ей, я считаю своим счастьем и горжусь тем, что ты моя жена, «никогда, никогда после 1905 года не думал о том, что кто-либо из девушек или женщин может мне стать ближе, любимее, чем ты. И сейчас и навсегда никто не станет вместо тебя мне женой». В другом письме он признается: «…Лучше, милей, чище, сильней, святей я не знаю жены, матери, друга, товарища. Ты всегда передо мной стоишь такой, какой стояла тогда, когда развевалось красное знамя на массовке 1-го Мая 1905 года в лесу около Ярославля. Всегда помню, как приходила ко мне в больницу в Ярославле… как везла меня в Кострому, как вырывалась с работы, чтобы сводить меня на прогулку. Перед тобой я постоянно стою так, будто смотрю высоко, высоко на греющее солнце».

Очень скромная и сдержанная, Нина Августовна не употребляла высоких слов, лишь называла его «мой Николушка». Ее преданность и любовь к Николаю Ильичу выражались в постоянной заботе о нем, в том, что она в самые трудные моменты была всегда рядом с ним, в том, что она открыто говорила ему самую горькую правду, помогала принимать мужественные решения и переживать неудачи, которых у пего было немало. Так было, в частности, и в январе 1935 года, когда Николай Ильич лежал в больнице с тяжелейшим инфарктом и врачи говорили Нине Августовне, что надежд на благополучный исход мало. Тогда Нина Августовна, дав расписку, под свою ответственность перевезла Николая Ильича домой. Своими заботами и, конечно, с помощью врачей она, в который уже раз, выходила его.

Считается, что житейские неурядицы являются одной из причин непрочности браков. Николай Ильич и Нина Августовна пронесли свою любовь через многие и многие трудности. И они лишь сцементировали ее, сделали их союз нерушимым. До болезненности принципиальные и скромные, они оценивали условия своей личной жизни лишь с одной точки зрения: насколько они способствуют или мешают работе. На большее они никогда не претендовали. Они обходились минимумом житейских благ, да и те получали не сразу, а терпеливо дожидаясь, когда до них дойдет очередь. Лишь через четырнадцать лет после победы революции, в 1931 году, они получили квартиру, перебиваясь до этого временным жильем. Большая семья требовала больших расходов. Двух зарплат хватало далеко не всегда. Но никто из окружения Подвойских, кроме самых близких, не знал, в каком подчас жесточайшем безденежье они жили все 20-е годы. Нина Августовна бесконечно штопала гимнастерку Николая Ильича и свое платье. А неунывающий Николай Ильич иногда шутил: «Подожди, я тебя одену, как куколку». Вся семья хохотала, зная, что такого «невероятия» никогда не может быть. Улыбалась и Нина Августовна, она вполне была довольна тем, что имела.