Подвиги Великого Александра - [6]

Шрифт
Интервал

§ 24. Послы Дария и Александров ответ

В Сирии Александра встретили послы Дария, неся письмо, меч, плеть и ящичек с золотом. Письмо, прочитанное перед всеми войсками, было полно надутого хвастовства и брани: «Я, Дарий, царь царей, бог богов, сияющий, как солнце и т. д., Александру, рабу моему: ехал бы ты к матери своей, Олимпиаде, лежал бы у ее груди да в школу ходил, чем грабить чужие земли, как разбойник». Молчание, наступившее после наглого послания, было прервано голосом короля же, громко сказавшим: «Боимся ли мы лающих собак?» Затем велел распять послов; послы, два перса с рыжими бородами, и переводчик, греческий мальчик, – бросились ниц перед королем, взывая: «Пощади! что мы сделали? в чем наша вина?» Царь, усмехнувшись, молвил: «Разбойника ли молить о пощаде?» – «Мы видим царя!» – лепетали те. «Да, цари послов не казнят!» – будто что вспомнив, громко сказал Александр и, опустив голову, пошел на ужин, куда велел привести и послов. Мальчик-переводчик шептал, наклоняясь к уху короля: «Царь, я скажу тебе, как ты можешь захватить Дария. Твоя красота покорила меня». Александр, отстранив его, сказал: «Не говори мне твоей тайны, сбереги ее для кого-нибудь, более красивого, чем я». На пиру же, с одобрения военачальников, писалось и ответное послание: «Александр, сын Филиппа и Олимпиады, царю царей, богу богов и т. д. Дарию – радоваться. Подумай, какая честь мне тебя победить? А разбойника умирить заслуга не велика! И подарки твои – очень хороши. Меч – земной шар, плеть – победу означает, злато – дань». Все громкими криками приветствовали ответ короля, стуча кружкой о кубок и копьями об пол.

§ 25. Битва и бегство Дария

Дарий снова написал послание к Александру, еще напыщеннее, но герой только тряхнул гривой, сказав: «Дарий подобен бубну: издали – страшен, вблизи – одна натянутая шкура». Перейдя через Киликийский Тавр и дойдя до Тарса, враги встретились снова у реки.

Из греческого лагеря была ясно видна высокая колесница персидского царя. Дарий поместил все лучшие силы на крыло, противопоставленное тому крылу, где предполагал находящимся Александра. Сражение длилось почти до вечера, причем была такая теснота, что почти нельзя было в общей свалке отличить перса от грека, солдата – от начальника; лошади бились с распоротыми животами, оглушающий рев труб и стук персидских повозок усиливали общее смущение и неустройство. Скоро вся земля была покрыта живыми и павшими людьми и животными, сломанными и мчавшими колесницами, лужами крови, и тучи, закрывавшие солнце, казались еще мрачнее от множества копий и стрел, разносящих смерть во все концы поля. Король не сводил глаз с колесницы Дария, пока она вдруг неуклюже не повернула и, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, не стала направляться в сторону от поля сражения. Александр с несколькими друзьями бросился туда же, отражая обратившихся в бегство персов. Повозка, сильно накреняясь при поворотах, ехала быстро, скрипя колесами без прорезов. Дорога шла в горы, все круче и безлюднее; шум внизу затихал. Александр слышал уже фырканье Дариевых коней и наконец достиг; остановив лошадей, не спешиваясь, он взялся за ковровый полог, говоря: «Царь, не бойся, ты в безопасности; я – Александр». Толстая, круглая голова высунулась из-за полога и снова спряталась; король, подождав несколько времени, повторил свое уверение, которое оказалось снова напрасным. Наконец, зажегши факел, слуги широко откинули полы ковра. Закрывши лица руками, на коленях сидели три женщины. Король сам открывал их лица: первой оказался евнух, ломаным греческим языком и жестами объяснивший, что Дарий скрылся верхом, а что эти женщины – мать и дочь персидского царя; вторую назвал Дарифартой. – Принцессы, надеюсь, вы доверяете моему благородству? Дома не встретил бы вас такой почет, какой вас ждет у меня, – сказал король, снимая шлем с рыжей гривы. Старая царица казалась оглохшей, но Дарифарта откинула белокурые, в мелких косичках, волосы, улыбнулась, взяла руку Александра, прижала ее к своему сердцу, потом указала на молодой двурогий месяц, пролепетав что-то нежным детским голосом.

Глава четвертая

§ 26. Александр на гробе Ахиллеса

Между тем как Дарий собирал второе войско, чтобы поразить Александра, король направился к морю посетить места, прославленные Гомером. Все внимательно осмотрев и надивившись славным развалинам, король на гробнице Ахиллеса сам принес жертву вместе с Гефестионом, своим другом. Затем, помолившись в храме Орфея, стал в свою очередь готовиться к новому бою.

§ 27. Верность Филиппа

Однажды, выкупавшись в холодной воде Кидноса, Александр простудился и слег. Когда позвали врача Филиппа, король полусидел в кровати, раскрасневшись и читая какое-то письмо.

Мельком взглянув пламенным оком на вошедшего, Александр продолжал читать, пока врач толок и мешал свои зелья. Наконец Филипп протянул чашу королю; тот, зорко на него посмотрев, воскликнул: «Какое доверие, Филипп!» – и стал медленно пить, не сводя глаз со спокойного лица лекаря. Затем, откинувшись на подушки, он дал Филиппу прочесть донос Пармения, будто королевский доктор подкуплен, чтобы отравить Александра. Выздоровев, король еще более приблизил к себе Филиппа, совершенно отдалив Пармения.


Еще от автора Михаил Алексеевич Кузмин
Крылья

Повесть "Крылья" стала для поэта, прозаика и переводчика Михаила Кузмина дебютом, сразу же обрела скандальную известность и до сих пор является едва ли не единственным классическим текстом русской литературы на тему гомосексуальной любви."Крылья" — "чудесные", по мнению поэта Александра Блока, некоторые сочли "отвратительной", "тошнотворной" и "патологической порнографией". За последнее десятилетие "Крылья" издаются всего лишь в третий раз. Первые издания разошлись мгновенно.


Нездешние вечера

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дневник 1905-1907

Дневник Михаила Алексеевича Кузмина принадлежит к числу тех явлений в истории русской культуры, о которых долгое время складывались легенды и о которых даже сейчас мы знаем далеко не всё. Многие современники автора слышали чтение разных фрагментов и восхищались услышанным (но бывало, что и негодовали). После того как дневник был куплен Гослитмузеем, на долгие годы он оказался практически выведен из обращения, хотя формально никогда не находился в архивном «спецхране», и немногие допущенные к чтению исследователи почти никогда не могли представить себе текст во всей его целостности.Первая полная публикация сохранившегося в РГАЛИ текста позволяет не только проникнуть в смысловую структуру произведений писателя, выявить круг его художественных и частных интересов, но и в известной степени дополняет наши представления об облике эпохи.


Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро

Художественная манера Михаила Алексеевича Кузмина (1872-1936) своеобразна, артистична, а творчество пронизано искренним поэтическим чувством, глубоко гуманистично: искусство, по мнению художника, «должно создаваться во имя любви, человечности и частного случая». Вместе с тем само по себе яркое, солнечное, жизнеутверждающее творчество М. Кузмина, как и вся литература начала века, не свободно от болезненных черт времени: эстетизма, маньеризма, стилизаторства.«Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро» – первая книга из замышляемой Кузминым (но не осуществленной) серии занимательных жизнеописаний «Новый Плутарх».


Путешествие сэра Джона Фирфакса по Турции и другим замечательным странам

Художественная манера Михаила Алексеевича Кузмина (1872–1936) своеобразна, артистична, а творчество пронизано искренним поэтическим чувством, глубоко гуманистично: искусство, по мнению художника, «должно создаваться во имя любви, человечности и частного случая».«Путешествия сэра Джона Фирфакса» – как и более раннее произведение «Приключения Эме Лебефа» – написаны в традициях европейского «плутовского романа». Критика всегда отмечала фабульность, антипсихологизм и «двумерность» персонажей его прозаических произведений, и к названным романам это относится более всего.


Письмо в Пекин

Критическая проза М. Кузмина еще нуждается во внимательном рассмотрении и комментировании, включающем соотнесенность с контекстом всего творчества Кузмина и контекстом литературной жизни 1910 – 1920-х гг. В статьях еще более отчетливо, чем в поэзии, отразилось решительное намерение Кузмина стоять в стороне от литературных споров, не отдавая никакой дани групповым пристрастиям. Выдаваемый им за своего рода направление «эмоционализм» сам по себе является вызовом как по отношению к «большому стилю» символистов, так и к «формальному подходу».


Рекомендуем почитать
Симулянты

Юмористический рассказ великого русского писателя Антона Павловича Чехова.


Девичье поле

Алексей Алексеевич Луговой (настоящая фамилия Тихонов; 1853–1914) — русский прозаик, драматург, поэт.Повесть «Девичье поле», 1909 г.



Кухарки и горничные

«Лейкин принадлежит к числу писателей, знакомство с которыми весьма полезно для лиц, желающих иметь правильное понятие о бытовой стороне русской жизни… Это материал, имеющий скорее этнографическую, нежели беллетристическую ценность…»М. Е. Салтыков-Щедрин.


Алгебра

«Сон – существо таинственное и внемерное, с длинным пятнистым хвостом и с мягкими белыми лапами. Он налег всей своей бестелесностью на Савельева и задушил его. И Савельеву было хорошо, пока он спал…».


Слепой Дей Канет

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Комедия о Евдокии из Гелиополя, или Обращенная куртизанка

Художественная манера Михаила Алексеевича Кузмина (1872–1936) своеобразна, артистична, а творчество пронизано искренним поэтическим чувством, глубоко гуманистично: искусство, по мнению художника, «должно создаваться во имя любви, человечности и частного случая».В данном произведении Кузмин пересказывает эпизод из жития самарянки Евдокии родом из города Илиополя Финикии Ливанской. Она долго вела греховную жизнь; толчком к покаянию явилась услышанная ею молитва старца Германа. Евдокия удалилась в монастырь.


Кирикова лодка

Художественная манера Михаила Алексеевича Кузмина (1872–1936) своеобразна, артистична, а творчество пронизано искренним поэтическим чувством, глубоко гуманистично: искусство, по мнению художника, «должно создаваться во имя любви, человечности и частного случая».


Набег на Барсуковку

Художественная манера Михаила Алексеевича Кузмина (1872–1936) своеобразна, артистична, а творчество пронизано искренним поэтическим чувством, глубоко гуманистично: искусство, по мнению художника, «должно создаваться во имя любви, человечности и частного случая».


Платоническая Шарлотта

Художественная манера Михаила Алексеевича Кузмина (1872–1936) своеобразна, артистична, а творчество пронизано искренним поэтическим чувством, глубоко гуманистично: искусство, по мнению художника, «должно создаваться во имя любви, человечности и частного случая».