Подвиги Геракла. После похорон - [143]

– Да, вы непременно добьетесь успеха, – сказал Пуаро, наблюдая за собеседницей. – Вы будете идти вперед. Какое счастье, что вы не ограничены в деньгах, как многие другие! Сейчас невозможно начинать дело без первоначального капитала. Иметь все эти превосходные творческие идеи и не иметь денег на их воплощение – это, должно быть, просто невыносимо.

– Я бы этого не смогла пережить! Но я бы нашла деньги, так или иначе – заставила бы кого-нибудь вложиться за меня…

– Ах да, конечно! Ваш дядюшка, которому принадлежал этот дом, был богат. Даже если б он не умер, то он, я уверен, «вложился» бы за вас, как вы это называете.

– Нет. Он бы этого не сделал. Дядя Ричард был несколько старомоден во всем, что касалось женщин. Вот если б я была мужчиной… – На лице миссис Бэнкс мелькнуло гневное выражение. – Он меня здорово разозлил.

– Понимаю, понимаю…

– Старики не должны мешать молодым. Я… о, простите меня!

Эркюль Пуаро весело рассмеялся и подкрутил ус.

– Знаю, что я старый. Но молодежи я не мешаю. Так что никому не надо ждать моей смерти.

– Ужасная мысль!

– Но ведь вы реально смотрите на вещи, мадам. Давайте признаем без лишнего шума, что мир полон людей – молодых и не очень, – которые с нетерпением или терпеливо ждут смерти кого-то, чей уход даст им если не изобилие, то возможность…

– Один только шанс, – глубоко вздохнула Сьюзан. – Большего и не надо.

Сыщик, который в этот момент смотрел ей за спину, весело произнес:

– А вот и ваш муж, который пришел присоединиться к нашей маленькой беседе! Мы говорим, мистер Бэнкс, о возможности. О том золотом шансе, за который надо хвататься двумя руками. Как долго в этом случае человек должен размышлять? Хотелось бы услышать ваше мнение.

Однако ему так и не удалось услышать от Грегори Бэнкса ни его мнения, ни каких-либо других мыслей. Более того, Пуаро понял, что с Бэнксом просто невозможно говорить. У этого молодого человека было одно странное свойство: то ли по собственному желанию, то ли по желанию своей жены, но он принципиально не принимал участия ни в каких обсуждениях или беседах с глазу на глаз. Все попытки «общения» с Грегори потерпели неудачу. Зато Эркюль Пуаро пообщался с Мод Эбернети – о краске (а точнее, о ее запахе), о том, как им с мужем повезло, что Тимоти смог приехать в Эндерби-холл, и о том, как было мило со стороны Хелен пригласить мисс Гилкрист.

– Она так мне помогает! Тимоти очень часто хочет что-нибудь перекусить – у чужих слуг обычно ничего не допросишься, но в маленькой комнатке рядом с кладовой есть газовая горелка, так что мисс Гилкрист может разогреть там «Овалтин»[71] или сосиску, никого не беспокоя, – рассказала Мод. – Она так хочет всем помочь – готова летать вверх-вниз по лестнице сто раз в день. Теперь я вижу, что в этом была рука Провидения, когда она испугалась остаться одна в нашем доме, хотя, признаюсь, в тот момент я на нее рассердилась.

– Испугалась? – заинтересовался Пуаро и молча выслушал рассказ о нервном срыве мисс Гилкрист. – Вы говорите, что она была испугана, но не могла объяснить, чего боится?.. Очень интересно. Очень.

– Я объясняю это посттравматическим шоком, – сказала миссис Эбернети.

– Возможно, вы и правы.

– Однажды, во время войны, когда бомба упала в миле от нашего дома, я помню, как Тимоти… – стала вспоминать Мод, но Эркюль постарался отвлечь ее от рассказа про Тимоти.

– А в тот день произошло что-то необычное? – спросил он.

– В какой день? – недоуменно спросила женщина.

– В тот день, когда мисс Гилкрист испугалась.

– Ах вот вы о чем… Нет, не думаю. Наверное, все это зрело постепенно, с того момента, как она уехала из Личетт-Сент-Мэри. Так, по крайней мере, считает сама мисс Гилкрист. Пока она была там, с ней ничего подобного не происходило.

Поэтому-то там и появился кусок отравленного свадебного торта, подумал Пуаро. Неудивительно, что после этого мисс Гилкрист стала бояться. И даже когда она переехала в тихое и мирное поместье «Стэнсфилд-Грейндж», страх не покидал ее. Более того, он продолжал расти. А почему? Несомненно, уход за таким ипохондриком, как Тимоти, должен был отбирать у нее столько эмоциональных сил, что все остальное просто отходило на второй план. Но что-то в доме Эбернети пугало женщину. Что именно? Понимала ли она это сама?

Оказавшись с мисс Гилкрист один на один перед обедом, сыщик начал расспросы с преувеличенным «иностранным» любопытством:

– Понимаете, я не могу говорить об убийстве с членами семьи. Но я сильно заинтригован. А кто бы не был заинтригован на моем месте? Жестокое убийство тонкого художника в одиноком коттедже. Для ее семьи это должно быть ужасно. Но и для вас это должно быть не менее ужасно. Из рассказа миссис Тимоти Эбернети я понял, что вы были там в момент убийства?

– Да, вы правы, – кивнула мисс Гилкрист. – Но, простите меня, месье Понтарлье, я не хочу об этом говорить.

– Я вас понимаю, очень хорошо понимаю.

Произнеся эти слова, Пуаро замолчал. Как он и предполагал, после этого его собеседница немедленно заговорила именно «об этом».

В принципе, сыщик не услышал ничего нового, однако он притворился, что слушает с полным сочувствием, время от времени вставляя какие-то междометия и демонстрируя такой неподдельный интерес, что мисс Гилкрист не могла не радоваться такому слушателю.