Подвиг «Тумана» - [26]

— А ну, над-дай еще! — кричал охрипшим голосом старшина Бессонов, посылая очередной снаряд в фашистские эсминцы. Носовое орудие продолжало вести огонь. В промежутках между выстрелами повторялись слова песни. Вместе с комендорами ее подхватили и Семенов с Блиновым.

Врагу не сдается наш гордый «Туман»,

Пощады никто не желает…

Гордая песня о непобедимом красавце «Варяге» звучала над гибнущим кораблем, как гимн бессмертию. И то, что в ней сейчас вместо имени славного русского крейсера, героически погибшего в неравном бою с врагами, прославлялось имя маленького, не известного никому доселе сторожевого корабля, было не только символом. Это было великой правдой жизни, которую питала неистребимая любовь советских моряков к Родине и верность священным боевым традициям.

Георгий Бессонов снова и снова командовал сам себе:

— А ну, еще!.. Так их!.. Еще давай!..

Раненый Яков Колывайко больше не мог ему помогать. Он лежал на палубе. Бинт на его голове все больше набухал кровью. Матрос хотел подняться, но тут же снова упал. Ослабевшие руки не выдерживали тяжести тела.

— Лежи, Яков. Один справлюсь, — сказал ему Бессонов, заряжая пушку.

Колывайко молчал.

Над морем продолжали греметь выстрелы.

К Семенову подбежал Михаил Алешин. В руках он держал брезентовую сумку с красным крестом:

— Командир послал. Давай перевяжу.

— Перевязывай. Только поживее, браток, — попросил его рулевой, а сам, не отрывая глаз, смотрел туда, где на ветру трепетал флаг родного «Тумана».

Летнее полярное солнце все выше поднималось над синевшими вдали скалами. Родной берег медленно приближался.

Тяжелым раскатистым эхом со стороны Кильдина прозвучали несколько залпов. Это открыли огонь наши береговые батареи. Возле вражеских эсминцев взметнулись высокие столбы всплесков. Резко отвернув влево и поставив дымзавесу, фашистские корабли стали торопливо уходить на норд.

— Удирают!.. Они удирают!.. — Испугались гады!.. — летели злые матросские слова вслед трусливо удиравшим кораблям противника.

Рыбаков облегченно вздохнул:

— Мы выполнили задачу. Враг не прошел!..

Прощай, «Туман»!

Маленький корабль, выдержавший отчаянную схватку с врагом, был смертельно ранен.

— Личному составу покинуть корабль! — отдал приказание Рыбаков.

Ему только что доложили: котельное и машинное отделения целиком заполнились водой. Корабль держался на плаву за счет порожнего главного трюма. Слабые водонепроницаемые переборки каким-то чудом еще сдерживали огромный напор воды. Если они не выдержат, море зверем ворвется во внутренние помещения корабля, все ломая и круша на своем пути.

Рыбаков с болью оглядел изуродованную снарядами палубу — всю в рваных пробоинах, обожженную огнем, заваленную обломками и телами убитых моряков. Правая рука лейтенанта держалась на перевязи через плечо. Кожаный реглан был застегнут на все пуговицы.

Он стоял на ступеньках трапа, который когда-то вел на мостик. Рыбаков пытался найти среди обломков вахтенный журнал корабля, но сделать этого не смог: на месте мостика громоздилась гора разбитых досок и искореженного металла.

«Да, все, что могли, мы сделали», — подумал лейтенант и устало смежил веки. Если бы не секундомер на раненой руке, с беспристрастным равнодушием отсчитывающий минуту за минутой, Рыбаков не поверил бы, что с момента начала боя прошло всего лишь полтора часа. Ведь, кажется, совсем еще недавно он был на чистом мостике и делал первую боевую запись в вахтенном журнале… Мостика уже нет. Скоро не будет и палубы, на которой он стоит…

За полтора часа молодой офицер узнал и пережил такое, что не всякому суждено познать. Этому не научат ни училище, ни многие годы мирной службы. Придя на корабль, он жаждал боя, хотел проверить себя, встретившись лицом к лицу с врагом. Он тогда смутно, по-книжному представлял себе эту встречу.

И вот первый бой позади. Был он суровым, кровавым, страшным.

«Теперь мы знаем, как воевать!» — подвел Рыбаков итог своему раздумью.

Он подозвал к себе Букина и отдал распоряжение:

— Проследите за спуском шлюпок. Обеспечьте посадку раненых.

«Туман» с большим креном на правый борт медленно погружался в морскую пучину. Разбитая и все еще дымящаяся корма тянула его вниз. Нос корабля все выше и выше вздымался над поверхностью воды.

Снова прилетели чайки. Они кружились в стороне, не решаясь приблизиться. Страшный вид изуродованного и обгорелого корабля отпугивал их. Крен угрожающе нарастал. Каждую минуту «Туман» мог перевернуться и увлечь за собой оставшихся в живых людей.

— Всем за борт!.. Быстро! — приказал командир.

Тумановцы бросились к шлюпкам. Одна шестерка была разбита — спускать ее на воду было бесполезно, вторая — изрешечена осколками снарядов. Стрелу лебедки снес начисто снаряд — и спускать шлюпку морякам пришлось вручную. Букин приказал Бессонову, Егунову, Хлюстову и Анисимову поднять шестерку на руках. Первая попытка ни к чему не привела. Шлюпку зажало лебедкой, отброшенной взрывной волной к борту. На помощь товарищам подбежали Быльченко, Блинов и Ширяев.

— Нажмем, братцы! А ну, еще! — командовал Букин, помогая матросам сдвинуть шестерку с места. Тяжелая шлюпка была поднята на руках и поставлена килем на планширь фальшборта, а затем по накренившемуся борту плавно спущена на воду.