Подвиг «Тумана» - [24]
Вахта в машинном отделении внимательно следила за работой механизмов, обеспечивая ход корабля. Машинисты выключили секцию пароперегревателя и перешли на насыщенный пар. Водоотливные помпы работали безостановочно, но вода продолжала заливать внутренние помещения корабля. Остановить ее не представлялось возможным. Она дошла уже до плит и паёлов.
Широкая водяная струя с шумом ворвалась в угольный бункер через сквозную пробоину в борту. Первым бросился к ней старшина Семен Годунов. Погрузившись по плечи в черную от угольной пыли воду, моряк спиной заслонил пробоину.
— Держись, товарищ старшина, я сейчас! — поспешил на помощь Годунову Лавренко.
Он подал старшине аварийный материал и сам прыгнул в воду. Вдвоем действовать было сподручнее. Взрыв снаряда, упавшего близ борта, разворотил пробоину еще больше. Подоспевшие машинисты Василий Ширяев и Иван Ломтев вытащили старшину и матроса из бункера. Семен Годунов был тяжело контужен. Василий Лавренко ранен в грудь.
Вызвали санитаров.
— Товарищ комиссар… — шептал, умирая, Лавренко. — Я хочу… Я все понял… Я…
Давление пара в котлах резко упало. Свет в электросети слабел, лампочки краснели все больше и больше. Люди работали по пояс, по плечи в воде. Две помпы не успевали откачивать ее.
Вода быстро подступала к топкам котлов, угрожая взрывом.
Инженер-механик «Тумана» воентехник 1 ранга Яков Михайлович Кошев приказал старшине Смирнову доложить обстановку командиру корабля.
Когда старшина поднялся на верхнюю палубу, он увидел страшную картину разрушения. Родной корабль был неузнаваем.
— Боцман, что с тобой? — бросился Смирнов к Саблину, сидевшему у разбитой лебедки. Лицо боцмана было обожжено, глаза плотно закрыты. Разорванная на груди тельняшка набухла кровью. Саблин молчал. Смирнов пощупал пульс. Рука боцмана уже начала холодеть.
В тот самый момент, когда Смирнов докладывал Рыбакову о положении в машинном отделении, на корабле погас свет. Динамо-машина остановилась.
— Держитесь, пока сможете! — выслушав старшину, приказал Рыбаков.
В машинном отделении непроницаемая темнота. Люди молчат. В этой жуткой тишине взрывы вражеских снарядов звучат особенно громко. Бурлят взрывающиеся через пробоины водяные струи, постепенно заливая машинное и котельное отделения.
Воентехник Кошев чиркает о коробок отсыревшими спичками, но ни одна из них не зажигается. Машинисты продолжают работать в темноте. Машина дает минимальное число оборотов, мотыли еле-еле вращаются. Механизмы все больше уходят в воду, заполняющую отсек.
— Сейчас остановятся, — тихо сказал Василий Ширяев.
— Все равно без приказа не уйдем! — послышался в темноте голос командира боевой части. — Будем нести вахту до конца.
Медленно тянулись минуты молчания. Тишина становилась невыносимой, страшной. Многопудовым грузом давила она на плечи моряков.
— Ну как, Иван, не греются подшипники? — пытался шутить Ширяев.
— А ты нырни пощупай, — не задумываясь, ответил Ломтев.
Разговор оборвался.
С трапа донесся звонкий перестук каблуков. Несмотря на темноту, кто-то спускался вниз быстро и уверенно. Видимо, ему был хорошо знаком этот путь.
— Есть тут кто живой?
По голосу все узнали старшину Александра Смирнова.
— Доложил? — спросил воентехник Кошев.
— Приказано держаться до последней возможности.
«Гордо реет на мачте флаг Отчизны родной»
— Семенов, немедленно уничтожьте секретные документы и карты! — приказал Рыбаков.
Рулевой побежал в штурманскую рубку. Раскрыв дверь, он перескочил через высокий комингс и тут же упал, запнувшись обо что-то мягкое.
Рубка была полна дыма. Семенов ногой распахнул дверь. Дым стал быстро редеть, и в полусвете рулевой узнал лейтенанта Льва Дмитриевича Бикарюкова, дублера штурмана. Офицер полулежал, склонившись над свертком карт. Семенов бережно поднял его, вынес на свежий воздух. И тут на ярком свету увидел, что лейтенант мертв. Крупный осколок снаряда, пробив иллюминатор, ударил ему прямо в грудь. Семенов расстегнул китель Бикарюкова, вынул из внутреннего кармана залитый кровью комсомольский билет.
— Сергей! — окликнул он пробегавшего мимо сигнальщика Жиленко. — Вызови санитаров, а билет передай секретарю Бессонову.
Семенов снова вернулся в рубку. Едкий дым упорно не рассеивался. Глазам было больно смотреть. Рулевой на ощупь открыл стол, вынул оттуда несколько секретных книг и свертки карт. Выйдя из каюты на мостик, он начал уничтожать документы, разрывая бумаги на мелкие кусочки. Сначала все шло хорошо, но потом раненая рука перестала повиноваться ему. Боль становилась невыносимой. Кровь сочилась из рукава форменки, окрашивая алыми пятнами белоснежные листы бумаги. Семенов попробовал сразу разрывать по нескольку страниц, но плотная бумага не поддавалась. Тогда он стал рвать листы зубами.
За несколько минут книги были порваны, и рулевой принялся за карты. Уничтожить их оказалось еще труднее: тут и зубы не помогали. Однако Семенов нашел выход. Он вставал на карту ногами и левой рукой рвал ее. Не очень быстро подвигалась работа, но все-таки двигалась.
— Давай я помогу тебе, Семенов, — подошел к рулевому лейтенант Букин.
— Ничего, я справлюсь.
— Давай, давай! — чуть отстранив Семенова, офицер схватил сразу несколько листов и быстро порвал их в мелкие клочья. — Вот как надо!
