Подвиг, 1972 № 05 - [43]

— Ничем. Ну, может, были не совсем тактичны, только и всего. Скажем, о «хорошем воспитании», возможно, и не следовало упоминать.

— Вы так думаете?

— Все дело в том, что вы поддержали меня, номер первый, а я для Шэдде всего лишь паршивый костоправ из Дублина, некая пародия на морского офицера. И вот вы заступаетесь за меня, вместо того чтобы поддакивать ему, причем делаете это в тот самый момент, когда он излагает незыблемые традиции британского флота.

Каван нетерпеливо махнул рукой.

— Но как дико выглядит его замечание насчет Саймингтона и старшин! Сейчас ведь не тридцатые годы. Почему Джордж не может подсесть к ним и поболтать, если ему так хочется?

— Я-то целиком и полностью согласен с вами, — сказал О’Ши, — но Шэдде терпеть не может Саймиягтона — в этом все дело.

Каван осушил бокал и принялся рассматривать танцующих. Младший лейтенант танцевал все с той же шведкой. Она то и дело откидывала голову и весело смеялась, и Каван только теперь решил, что она очень хорошенькая.

— Да ну его к черту, этого Шэдде! — с сердцем бросил он.

— А вот и наш Питер Килли направляется со своей красавицей к нам, — вдруг сообщил врач. — Не иначе узрел шампанское.

— Привет! — воскликнул Килли, подсаживаясь к ним вместе с девушкой.

— Вы, конечно, хотели сказать «привет, сэр»?

— Прошу прощения, сэр. Я видел, как уходил командир, и решил, что вам, наверно, будет интересно познакомиться с Гретой Гарбо. Грета, познакомься, пожалуйста, с моими закадычными дружками.

Он налил шампанского девушке и себе.

— Какой же ты глупый! — хихикнула девушка. — И вовсе я не Грета, а Анита. Скажите, все англичане такие глупые?

— Можете не сомневаться, — добродушно отозвался врач. — Все.

Саксофонист на оркестра начал какую-то новую мелодию.

— Как, ничего у него получается с этим дудением? — спросил О’Ши у Килли, кивком показывая на музыканта.

Килли снял руку с колена девушки.

— Неплохо — ответил он. — Даже очень неплохо.

Девушка подняла бокал обеими руками, поставила локти на стол и взглянула на Кавана.

— А знаете, — заметила она, — вы весьма и весьма недурны собой.

Каван смутился, но его выручил оркестр. Офицер встал.

— Перестаньте, — попросил он. — Пойдемте лучше потанцуем.

Замечание девушки явно ему польстило.

Вскоре к их столику вернулся Саймингтон, и офицеры рассказали ему, какой неприятный разговор произошел у них с Шэдде. Саймингтон сперва удивился, затем встревожился, а под конец рассмеялся и, бросив: «Невероятно!» — перевел беседу на другую тему.

Анита отыскала в ресторане одну из своих подруг, и за столиком снова стало весело. Они то танцевали, то принимались болтать, причем любой пустяк, почти каждое слово вызывали взрыв безудержного веселья. Часов около двенадцати вся компания отправилась погулять на какой-то сквер. Офицеры вызвались помочь Питеру Килли проводить девушек домой, не тот отклонил их предложение.

— Верное дело, — тихо сказал доктору Каван.

— Что вы там шепчетесь? — поинтересовался Килли.

— Так, ничего. Просто думаем вслух.

Офицеры попрощались с девушками, и такси доставило Кавана, О’Ши и Саймингтона на военно-морскую базу в Скепсхольме.

Подойдя к буфету, она почувствовала, что у нее закружилась голова, а каждый мускул лица онемел, словно на сильном морозе. «От виски, наверно», — подумала она. Элизабет не любила виски, но случай был слишком уж особенный. Она на конец написала письмо. То самое ужасное письмо, которое нужно было написать во что бы то ни стало.

Она с такой силой поставила рюмку на буфет, что у нее отломилась ножка.

— Какая ты глупенькая, Элизабет, — сказала она себе. Зачем такая сила!

Хорошо еще, что при этом не было Джона… Именно из-за таких пустяков между ними иногда происходили отвратительные сцены. Ну ничего, таких сцен больше не будет, потому что и ее-то самой тут больше не будет. Она взяла другую рюмку и с преувеличенной осторожностью поставила перед собой. Однако металлическая пробка словно сама слетела с горлышка бутылки и покатилась по полу. Ну и пусть, она потом найдет ее…

Элизабет долила виски водой, подошла к маленькому столику и медленно опустилась в мягкое кресло. На столе лежало письмо.

— Почерк какой-то неуверенный, — пробормотала она и тщательно, словно на уроке красноречия, выговаривая слова, прочла вслух: «Капитану 3-го ранга Джону Шэдде, корабль военно-морских сил Великобритании „Возмездие“. Адмиралтейство. Лондон».

— Джону Шэдде, — повторила она. — Джону Шэдде… — И тут уголки губ у нее опустились, она уткнулась лицом в спинку кресла и разрыдалась. — Джон, Джон! — между рыданиями твердила она. — Что ты сделал! Что ты сделал с нами!

Наплакавшись, Элизабет подошла к зеркалу и кое-как привела себя в порядок. В гостиной она снова увидела письмо на столе и решила, как только стемнеет, выйти и опустить его в почтовый ящик.

«Письмо он получит в Копенгагене, — мелькнуло у нее. — Что он подумает, когда прочитает его?» А впрочем, пусть думает что угодно, никакого значения это уже не имеет. Она решила раз и навсегда и не изменит своего решения. Ей тридцатью три года; он раздавил, уничтожил ее собственное «я». Если она хочет остаться человеком, иметь собственную жизнь, она должна уйти от него. Сейчас, когда она нашла в себе силы навсегда порвать с ним, не может быть и речи, чтобы вернуться к прошлому. Развод оформляют адвокаты Пинкертон и Пайлингс, билет для поездки в Австралию она уже заказала. Элизабет схватила письмо и выбежала из дому.