Подвалы кантовской метафизики: Дедукция категорий - [40]
Точно также, полагает Кант, можно использовать и остальные чистые понятия рассудка (4: 60). Применяя эти понятия к созерцаниям, мы мыслим, что последние сами по себе подчинены определенной логической функции (4: 62-63), т.е. подчинены ей независимо от наших субъективных состояний. И наоборот, допустим, что мы хотим превратить субъективные описания связи наших состояний - суждения восприятия - в положения, где были бы выражены свойства объекта - суждения опыта. Единственный, по Канту, способ сделать это - помыслить, что наши состояния не безразличны к логическим функциям, но сами по себе определены по отношению к той или иной функции. Поступая таким способом, т.е. применяя категории, которые и есть "понятия о созерцаниях (Anschauungen) вообще, поскольку эти последние определены сами по себе, следовательно, необходимо и общезначимо в отношении того или другого из моментов деятельности суждения" (4: 60; без подобного определения созерцаний логические функции так и не обрели бы предметный смысл и не стали бы категориями), мы только и можем придать объективную значимость нашим суждениям. Из этого следует, что предметы, или объекты могут мыслиться только с помощью категорий.
Положения, составляющие концептуальное ядро дедукции категорий из "Пролегомен", имеют очевидное сходство с рассмотренным ранее вариантом "достаточной" дедукции из второго издания "Критики". И там, и здесь Кант выявляет условия отнесения наших субъективных представлений к объектам, и там, и здесь априорные условия мыслимости объективной связи представлений отождествляются им с категориями. Даже поясняющие примеры, приводимые Кантом в девятнадцатом параграфе второго издания "Критики" и в дедукции категорий из "Пролегомен", во многом похожи друг на друга.
Таким образом, в "Пролегоменах" действительно изложена "достаточная" дедукция категорий, причем в максимально "очищенном" виде, хотя и здесь в некоторых местах Кант соотносит суждения восприятия с "сознанием моего состояния", а суждения опыта - с "сознанием вообще" (см. 4: 57, 63), вероятно, для того, чтобы как-то связать изложенные аргументы с дедукцией категорий из первого издания "Критики" (см. также 4: 78).
Вместе с тем, нельзя не обратить внимание на различия в аргументативной структуре "достаточных" дедукций, представленных в "Пролегоменах" и во втором издании "Критики". За четыре года Кант радикально переработал свою теорию суждений, и во втором издании "Критики" он уже не может говорить о субъективных "суждениях восприятия", так как теперь он считает, что суждения как таковые всегда объективны (В 141-142). Те субъективные связи представлений, которые в "Пролегоменах" оставляются за суждениями восприятия, во втором издании "Критики" приписываются ассоциативному воображению (там же). Цель терминологических новаций Канта - возведение удобного "лингвистического мостика" между категориями и объектами.
Мы уже можем уточнить общую структуру "достаточной" дедукции. Ее главная цель - доказательство, что только посредством категорий можно мыслить предметы - достигается в два этапа. На первом раскрывается понятие предмета, или объекта, как чего-то отличного от наших восприятий, и выясняется, при каких условиях мы можем отнести наши субъективные представления к предмету, или помыслить их связь как объективную. Затем, на втором этапе доказывается, что эти условия необходимо включают в себя категории.
Эти выводы могут пригодиться при отыскании "достаточной" дедукции в других работах Канта и прежде всего в первом издании "Критики", пока же на некоторое время вернемся к дедукции из "Пролегомен". Мы уже знаем, что всякое исследование, в той или иной мере связанное с априорным доказательством необходимого отношения категорий к предметам опыта, принадлежит к субъективной дедукции категорий. "Достаточная" дедукция реализует первый шаг подобного доказательства. Значит, она относится к субъективной дедукции.
Этот тезис хорошо подтверждается одним из замечаний Канта, которые предваряют изложение дедукции категорий в "Пролегоменах", а она, напомним, представляет собой "достаточную" дедукцию в чистом виде. Кант пишет, что "мы можем a priori изучить природу вещей, не иначе как исследуя условия и общие (хотя и субъективные) законы, единственно при которых возможно такое познание как опыт (по одной лишь форме), и в соответствии с этим определять возможность вещей как предметов опыта" (4: 53-54). Тем самым Кант указывает на субъективный характер проводимой далее "достаточной" дедукции (15
).
Здесь, однако, возникает новая проблема. Дело в том, что субъективная дедукция вообще, а в ее рамках и "достаточная" дедукция, не являются необходимой частью того способа достижения целей критической философии, т.е. определения возможности, объема и границ синтетических познаний из чистого рассудка, который реализован в "Пролегоменах" и "Метафизических началах естествознания" и который предполагает некоторые апостериорные включения. Но если в "Началах" Кант прямо говорит о необязательности дедукции, по формальным признакам являющейся именно "достаточной" дедукцией категорий (4: 258), то позиция, занимаемая им в "Пролегоменах", выглядит менее определенной. Поскольку в этой работе Кант все-таки уделяет значительное внимание "достаточной" дедукции, то складывается впечатление, что ее роль не исчерпывается здесь одними лишь иллюстративными функциями. Может быть Кант считал, что без "достаточной" дедукции не удается в до конца пройти даже тот путь достижения целей критицизма, который опирается на некоторые апостериорные допущения?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга посвящена обсуждению "трудной проблемы сознания" — вопроса о том, почему функционирование человеческого мозга сопровождается субъективным опытом. Рассматриваются истоки этой проблемы, впервые в четком виде сформулированной австралийским философом Д.Чалмерсом в начале 90-х гг. XX века. Анализируется ее отношение к проблеме сознание — тело и проблеме ментальной каузальности. На материале сочинений Дж. Серла, Д.Деннета, Д.Чалмерса и многих других аналитических философов критически оцениваются различные подходы к загадке сознания.
Мы предлагаем вашему вниманию цикл лекций "История новоевропейской философии", читавшегося Вадимом Валерьевичем Васильевым на спецотделении философского факультета МГУ в 1999 — 2000 годах. Все, что делает Вадим Валерьевич на наших глазах — предельно просто. Он, как Акопян, закатав рукава, дает нам пощупать каждый предмет. Наш Автор не допускает никакой двусмысленности, недоговоренности, неясности… Он охотно направляет наши руки, и уже и у нас что-то получается… Но как?! Этот вопрос, спустя несколько лет, заставил нас вернуться к распечаткам его лекций и снова окунуться в эпицентр европейского рационализма, ускользающая магия которого остается неодолимой и загадочной.
Сознание остается одной из главных загадок для философии и эксприментальной науки. Эта книга — попытка по-новому взглянуть па старый вопрос. Признавая успехи экспериментальных исследований сознания, автор тем не менее проводит свои изыскания и концептуальном ключе, пытаясь прояснить структуру и соотношение наших базовых убеждений о мире и о самих себе.Все мы верим в существование сознания у других людей, в то, что прошлый опыт можно использовать для прогнозов на будущее, в то, что в мире не бывает беспричинных событий и что физические объекты независимы от нашего сознания.
В условиях сложной геополитической ситуации, в которой сегодня находится Россия, активизация собственного созидательного творчества в самых разных областях становится одной из приоритетных задач страны. Творческая деятельность отдельного гражданина и всего общества может выражаться в выработке национального мировоззрения, в создании оригинальных социально-экономических моделей, в научных открытиях, разработке прорывных технологий, в познании законов природы и общества, в искусстве, в преображении человеком самого себя в соответствии с выбранным идеалом и т.
«Священное ремесло» – книга, составленная из текстов, написанных на протяжении 45 лет. Они посвящены великим мыслителям и поэтам XX столетия, таким как Вячеслав Иванов, Михаил Гершензон, Александр Блок, Семен Франк, Николай Бердяев, Яков Голосовкер, Мартин Хайдеггер и др. Они были отмечены разными призваниями и дарами, но встретившись в пространстве книги, они по воле автора сроднились между собой. Их родство – в секрете дарения себя в мысли, явно или неявно живущей в притяжении Бога. Философские портреты – не сумма литературоведческих экскурсов, но поиск богословия культуры в лицах.
Автор книги — писатель-натуралист, доктор биологических наук, профессор зоологии. Всю жизнь посвятил изучению природы и ее животного мира. Теперь, в канун своего девяностолетия, как и многие, обеспокоенный судьбами человечества, написал эту, свою последнюю пятьдесят четвертую книгу, по необычной для него теме — о природе человека. Она предназначена для широкого круга читателей.
Книга выдающегося польского логика и философа Яна Лукасевича (1878-1956), опубликованная в 1910 г., уже к концу XX века привлекла к себе настолько большое внимание, что ее начали переводить на многие европейские языки. Теперь пришла очередь русского издания. В этой книге впервые в мире подвергнут обстоятельной критике принцип противоречия, защищаемый Аристотелем в «Метафизике». В данное издание включены четыре статьи Лукасевича и среди них новый перевод знаменитой статьи «О детерминизме». Книга также снабжена биографией Яна Лукасевича и вступительной статьей, показывающей мучительную внутреннюю борьбу Лукасевича в связи с предлагаемой им революцией в логике.
Пушкин – это не только уникальный феномен русской литературы, но и непокоренная вершина всей мировой культуры. «Лучезарный, всеобъемлющий гений, светозарное преизбыточное творчество, – по характеристике Н. Бердяева, – величайшее явление русской гениальности». В своей юбилейной речи 8 июля 1880 года Достоевский предрекал нам завет: «Пушкин… унес с собой в гроб некую великую тайну. И вот мы теперь без него эту тайну разгадываем». С неиссякаемым чувством благоволения к человеку Пушкин раскрывает нам тайны нашей натуры, предостерегает от падений, вместе с нами слезы льет… И трудно представить себе более родственной, более близкой по духу интерпретации пушкинского наследия, этой вершины «золотого века» русской литературы, чем постижение его мыслителями «золотого века» русской философии (с конца XIX) – от Вл.
Книга содержит собрание устных наставлений Раманы Махарши (1879–1950) – наиболее почитаемого просветленного Учителя адвайты XX века, – а также поясняющие материалы, взятые из разных источников. Наряду с «Гуру вачака коваи» это собрание устных наставлений – наиболее глубокое и широкое изложение учения Раманы Махарши, записанное его учеником Муруганаром.Сам Муруганар публично признан Раманой Махарши как «упрочившийся в состоянии внутреннего Блаженства», поэтому его изложение без искажений передает суть и все тонкости наставлений великого Учителя.