Подвалы кантовской метафизики: Дедукция категорий - [37]
Итак, первый момент: в мысли о предмете "участвует не одна лишь способность мыслить". Это значит, по-видимому, то, что предметы опыта, о которых идет здесь речь, должны мыслиться посредством чувственных данных, так как даются эти предметы именно через чувственные созерцания (А 92 / В 125). Другими словами, мысль о предмете опыта есть не что иное, как мысль об отнесении чувственных данных к стоящему за ними предмету. Далее, второй момент: Кант отмечает, что рассудок должен относиться к объектам и что необходимо объяснение возможности подобного отношения. Что здесь имеется в виду, и почему "достаточная" дедукция не отвечает на вопрос о возможности отношения рассудка к объектам?
Ситуацию во многом проясняет замечание Канта о том, что для объяснения возможности отношения рассудка к объектам необходимо исследовать субъективные источники возможности опыта "с точки зрения их трансцендентального, а не эмпирического характера" (А 97).
Ключевым здесь, по-видимому, является слово "трансцендентальное". По определению Канта, "трансцендентальным" следует признавать такое представление, на основе которого объясняется возможность априорных познаний (см. А 56 / В 80-81). Следовательно, анализ трансцендентальных условий возможности опыта позволяет усмотреть возможность априорных познаний из чистого рассудка. Кант трактует их как объективные познания, действительно подчиняющие себе предметы чувств. Таким образом, говоря об априорном объяснении (иным "трансцендентальное" истолкование быть и не может) возможности отношения рассудка к объектам, Кант ведет речь об априорном обосновании возможности априорных рассудочных познаний предметов опыта.
Как следует из кантовских замечаний, для этого обоснования приходится выйти за рамки "достаточной" дедукции. Уже один этот факт позволяет заключить, что "достаточная" дедукция не может быть достаточной в рамках "прогрессивного" способа исследования возможности, объема и границ априорных познаний.
Данный вывод полностью согласуется с ранее сделанным допущением, согласно которому "достаточная" дедукция является таковой лишь в рамках "регрессивного" метода реализации целей критической философии, где имеются апостериорные "включения" и тенденция к уменьшению роли трансцендентальной дедукции.
Но почему все же "достаточная" дедукция не позволяет a priori обосновать возможность априорного познания с помощью категорий, т.е. в конечном счете не позволяет a priori доказать необходимое отношение категорий к предметам опыта?
Напомним, что "достаточная" дедукция должна показать, что предметы опыта могут мыслиться только с помощью категорий. Присмотримся к ней внимательнее - и мы действительно обнаружим, что даже при учете того, что предметы даны в чувственном созерцании, она может доказать лишь то, что всегда, когда мы в опыте мыслим относящиеся к предмету чувственные данные, мы одновременно мыслим эти чувственные данные подчиненными категориям. Однако, из того, что в опытном познании, предполагающем отнесение представлений к предметам, мы всегда мыслим, что чувственные данные подчинены категориям, не следует, что многообразное чувственности действительно необходимо подчинено категориям. Другими словами, "достаточная" дедукция в лучшем случае может показать, что без соединения чувственных данных сообразно категориям они не могут иметь отношения к объекту, но такой вывод не содержит никакой информации о том, действительно ли чувственные данные подчинены категориям. Для этого надо было бы доказать, что категории составляют условия не только мышления предметов, но и их восприятия. Однако это доказательство выходит за границы "достаточной" дедукции.
Итак, в рамках полностью априорного изучения объема и границ априорных рассудочных познаний "достаточной" дедукцией ограничиться нельзя. Напротив, если исходить из результатов метафизической дедукции, аргумента, лежащего в основании трансцендентальной дедукции и ссылки на факт соответствия опыта категориям, то уже до собственно трансцендентальной дедукции известно, что предметы опыта состоят в необходимом отношении к категориям, и недостаток, отмеченный выше у "достаточной" дедукции, становится несущественным. Из всей субъективной дедукции она действительно может оказаться достаточной в рамках этого способа достижения целей критической философии, так как она иллюстрирует первый и существеннейший шаг априорного доказательства необходимого отношения предметов опыта к категориям - обоснование того, что эти предметы мыслимы только с помощью категорий.
Возможно, что "достаточная" дедукция имеет при этом и какие-то другие функции, кроме чисто иллюстративной, но обнаружить их можно будет лишь после того, как удастся локализовать аргументы, составляющие "достаточную" дедукцию.
Уточнить положение "достаточной" дедукции в структуре полной субъективной дедукции также можно будет только после отыскания и идентификации указанных аргументов в работах Канта.
Как уже отмечалось, Кант не сообщает точных сведений о местонахождении "достаточной" дедукции. Приступая к ее поиску в текстах кантовских произведений, надо поэтому оговорить критерии, по которым можно распознать эту дедукцию в окружении не принадлежащих ей аргументов. Главным критерием, конечно, является само определение "достаточной" дедукции как исследования, показывающего, что предметы могут мыслиться только с помощью категорий. Другой отличительный признак связан с тем, что в "достаточной" дедукции не задействуются субъективные условия возможности опыта "с точки зрения их трансцендентального характера" (А 97), под которыми Кант имеет в виду прежде всего трансцендентальную апперцепцию и трансцендентальную способность воображения (ср. А 97, 115).
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга посвящена обсуждению "трудной проблемы сознания" — вопроса о том, почему функционирование человеческого мозга сопровождается субъективным опытом. Рассматриваются истоки этой проблемы, впервые в четком виде сформулированной австралийским философом Д.Чалмерсом в начале 90-х гг. XX века. Анализируется ее отношение к проблеме сознание — тело и проблеме ментальной каузальности. На материале сочинений Дж. Серла, Д.Деннета, Д.Чалмерса и многих других аналитических философов критически оцениваются различные подходы к загадке сознания.
Мы предлагаем вашему вниманию цикл лекций "История новоевропейской философии", читавшегося Вадимом Валерьевичем Васильевым на спецотделении философского факультета МГУ в 1999 — 2000 годах. Все, что делает Вадим Валерьевич на наших глазах — предельно просто. Он, как Акопян, закатав рукава, дает нам пощупать каждый предмет. Наш Автор не допускает никакой двусмысленности, недоговоренности, неясности… Он охотно направляет наши руки, и уже и у нас что-то получается… Но как?! Этот вопрос, спустя несколько лет, заставил нас вернуться к распечаткам его лекций и снова окунуться в эпицентр европейского рационализма, ускользающая магия которого остается неодолимой и загадочной.
Сознание остается одной из главных загадок для философии и эксприментальной науки. Эта книга — попытка по-новому взглянуть па старый вопрос. Признавая успехи экспериментальных исследований сознания, автор тем не менее проводит свои изыскания и концептуальном ключе, пытаясь прояснить структуру и соотношение наших базовых убеждений о мире и о самих себе.Все мы верим в существование сознания у других людей, в то, что прошлый опыт можно использовать для прогнозов на будущее, в то, что в мире не бывает беспричинных событий и что физические объекты независимы от нашего сознания.
В условиях сложной геополитической ситуации, в которой сегодня находится Россия, активизация собственного созидательного творчества в самых разных областях становится одной из приоритетных задач страны. Творческая деятельность отдельного гражданина и всего общества может выражаться в выработке национального мировоззрения, в создании оригинальных социально-экономических моделей, в научных открытиях, разработке прорывных технологий, в познании законов природы и общества, в искусстве, в преображении человеком самого себя в соответствии с выбранным идеалом и т.
«Священное ремесло» – книга, составленная из текстов, написанных на протяжении 45 лет. Они посвящены великим мыслителям и поэтам XX столетия, таким как Вячеслав Иванов, Михаил Гершензон, Александр Блок, Семен Франк, Николай Бердяев, Яков Голосовкер, Мартин Хайдеггер и др. Они были отмечены разными призваниями и дарами, но встретившись в пространстве книги, они по воле автора сроднились между собой. Их родство – в секрете дарения себя в мысли, явно или неявно живущей в притяжении Бога. Философские портреты – не сумма литературоведческих экскурсов, но поиск богословия культуры в лицах.
Автор книги — писатель-натуралист, доктор биологических наук, профессор зоологии. Всю жизнь посвятил изучению природы и ее животного мира. Теперь, в канун своего девяностолетия, как и многие, обеспокоенный судьбами человечества, написал эту, свою последнюю пятьдесят четвертую книгу, по необычной для него теме — о природе человека. Она предназначена для широкого круга читателей.
Книга выдающегося польского логика и философа Яна Лукасевича (1878-1956), опубликованная в 1910 г., уже к концу XX века привлекла к себе настолько большое внимание, что ее начали переводить на многие европейские языки. Теперь пришла очередь русского издания. В этой книге впервые в мире подвергнут обстоятельной критике принцип противоречия, защищаемый Аристотелем в «Метафизике». В данное издание включены четыре статьи Лукасевича и среди них новый перевод знаменитой статьи «О детерминизме». Книга также снабжена биографией Яна Лукасевича и вступительной статьей, показывающей мучительную внутреннюю борьбу Лукасевича в связи с предлагаемой им революцией в логике.
Пушкин – это не только уникальный феномен русской литературы, но и непокоренная вершина всей мировой культуры. «Лучезарный, всеобъемлющий гений, светозарное преизбыточное творчество, – по характеристике Н. Бердяева, – величайшее явление русской гениальности». В своей юбилейной речи 8 июля 1880 года Достоевский предрекал нам завет: «Пушкин… унес с собой в гроб некую великую тайну. И вот мы теперь без него эту тайну разгадываем». С неиссякаемым чувством благоволения к человеку Пушкин раскрывает нам тайны нашей натуры, предостерегает от падений, вместе с нами слезы льет… И трудно представить себе более родственной, более близкой по духу интерпретации пушкинского наследия, этой вершины «золотого века» русской литературы, чем постижение его мыслителями «золотого века» русской философии (с конца XIX) – от Вл.
Книга содержит собрание устных наставлений Раманы Махарши (1879–1950) – наиболее почитаемого просветленного Учителя адвайты XX века, – а также поясняющие материалы, взятые из разных источников. Наряду с «Гуру вачака коваи» это собрание устных наставлений – наиболее глубокое и широкое изложение учения Раманы Махарши, записанное его учеником Муруганаром.Сам Муруганар публично признан Раманой Махарши как «упрочившийся в состоянии внутреннего Блаженства», поэтому его изложение без искажений передает суть и все тонкости наставлений великого Учителя.