Подвалы кантовской метафизики: Дедукция категорий - [18]
Но все же почему он убедил Канта? В самом деле, вплоть до 1771 года Кант был уверен в невозможности априорного доказательства основоположения о причинности по отношению к предметам опыта, но отсюда он вовсе не делал вывод о его эмпирическом происхождении.
Есть два варианта ответа на данный вопрос, выбор между которыми возможен, но несколько затруднен из-за недостатка информации.
Первый из этих вариантов состоит в том, что в период диссертации Кант, во-первых, мог различать два вида основоположения о причинности (общее и частное). Во-вторых, признавая субъективный и a priori недоказуемый характер частного основоположения о причинности, касающегося связей событий в мире феноменов, Кант вполне мог считать общее основоположение - все, что существует, имеет причину - a priori истинным (первое может быть даже ложным, при том, что второе сохранит свою истинность: к примеру, если некоторые события в мире явлений вызываются сверхъестественными причинами). В этом случае влияние Юма состояло бы в том, что он лишил в глазах Канта очевидности общее основоположение о причинности, которое также подверглось бы опасности утраты статуса априорного познания. У этого варианта очень скудная фактологическая база. В черновиках того времени мы не встретим упоминаний о двух типах основоположений. Впрочем, одно подтверждение того, что в 1771 году Кант различал два вида основоположений о причинности и считал одно из них самоочевидным и притом значимым для объектов, на первый взгляд, все же может быть найдено. В семнадцатом параграфе диссертации 1770 года Кант пишет, что, по всей видимости, есть лишь одно необходимое отношение, присущее субстанциям в силу "самого их существования" - "к их собственной причине" (Nam propter ipsam subsistentiam non respiciunt aliud quicquam necessario, nisi forte sui causam - 2: 305). Это высказывание может быть понято только в одном смысле - самоочевидно то, что всякая существующая субстанция, или нечто вообще, имеет причину своего существования. С другой стороны, в тридцатом параграфе диссертации Кант отрицает возможность априорного доказательства основоположения "все в мире происходит сообразно с естественным порядком" (не говоря уже о возможности признания данного принципа очевидным), тождественного частному основоположению о причинности "всякое событие в мире явлений имеет причину, относящуюся к тому же миру". Избежать противоречия между этими высказываниями Канта можно лишь в том случае, если допустить, что речь в них идет о разных основоположениях, точнее, если признать, что сам Кант различал их в это время. Соответственно, получается, что общее основоположение Кант считает самодостоверным, частное же рассматривает вне критериев истинности и ложности.
Но этот аргумент практически полностью разрушается тем обстоятельством, что семнадцатый параграф диссертации, где Кант говорит о необходимости причины для всякого существования, находится в рамках главы "О принципе формы интеллигибельного мира", которая вызывает наибольшие сомнения с точки зрения ее аутентичности действительной кантовской позиции 1770 года.
Таким образом, этот вариант должен быть отвергнут.
Второй вариант ответа основан на предположении, что в 1771 году Кант не проводит четкой границы между общим и частным основоположениями о причинности и считает их не подлежащими априорному доказательству и не самоочевидными. В таком случае "напоминание" Юма состояло в том, что он указал Канту на невозможность совмещения двух принципиальных положений: признания априорного рассудочного происхождения основоположения о причинности и отрицания возможности априорного доказательства его истинности. Кант не видел альтернатив априорному рассудочному происхождению этого принципа до тех пор, пока Юм не показал ему, что может быть и другой источник - опыт и привычка. Кант считал, что непреодолимым препятствием на пути возможного опытного источника данного основоположения лежит его всеобщность. Но Юм сумел показать (точнее было бы сказать, что по крайней мере Канту показалось, что Юм хочет показать именно это), что хотя опыт не может законным путем приводить к всеобщим принципам, он все-таки может порождать всеобщность, пусть и незаконно. Постоянно наблюдая в опыте регулярные связи явлений, мы привыкаем к тому, что каждому событию предшествует его постоянный спутник, и таким образом, сочетая опыт с ассоциативным воображением, приходим к основоположению о причинности (см. 4: 9, 31), без того, чтобы оно было заложено в природе нашего мышления (ассоциативное воображение само по себе имеет частный характер). Условием же отнесения основоположения о причинности к опытному источнику Юм считал именно его недоказуемость, и этот ход мысли убедил Канта. Тем более, что "юмовский вариант" имеет одно важное достоинство: он позволяет избежать трудного вопроса о загадочном соответствии априорных рассудочных принципов и опыта, который, как мы помним, волновал Канта еще в 1769 году. Кант почувствовал силу юмовской аргументации и сделал все, чтобы избежать нежелательных выводов, т.е. признания эмпирического происхождения понятий и основоположений рассудка.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга посвящена обсуждению "трудной проблемы сознания" — вопроса о том, почему функционирование человеческого мозга сопровождается субъективным опытом. Рассматриваются истоки этой проблемы, впервые в четком виде сформулированной австралийским философом Д.Чалмерсом в начале 90-х гг. XX века. Анализируется ее отношение к проблеме сознание — тело и проблеме ментальной каузальности. На материале сочинений Дж. Серла, Д.Деннета, Д.Чалмерса и многих других аналитических философов критически оцениваются различные подходы к загадке сознания.
Мы предлагаем вашему вниманию цикл лекций "История новоевропейской философии", читавшегося Вадимом Валерьевичем Васильевым на спецотделении философского факультета МГУ в 1999 — 2000 годах. Все, что делает Вадим Валерьевич на наших глазах — предельно просто. Он, как Акопян, закатав рукава, дает нам пощупать каждый предмет. Наш Автор не допускает никакой двусмысленности, недоговоренности, неясности… Он охотно направляет наши руки, и уже и у нас что-то получается… Но как?! Этот вопрос, спустя несколько лет, заставил нас вернуться к распечаткам его лекций и снова окунуться в эпицентр европейского рационализма, ускользающая магия которого остается неодолимой и загадочной.
Сознание остается одной из главных загадок для философии и эксприментальной науки. Эта книга — попытка по-новому взглянуть па старый вопрос. Признавая успехи экспериментальных исследований сознания, автор тем не менее проводит свои изыскания и концептуальном ключе, пытаясь прояснить структуру и соотношение наших базовых убеждений о мире и о самих себе.Все мы верим в существование сознания у других людей, в то, что прошлый опыт можно использовать для прогнозов на будущее, в то, что в мире не бывает беспричинных событий и что физические объекты независимы от нашего сознания.
Впервые в науке об искусстве предпринимается попытка систематического анализа проблем интерпретации сакрального зодчества. В рамках общей герменевтики архитектуры выделяется иконографический подход и выявляются его основные варианты, представленные именами Й. Зауэра (символика Дома Божия), Э. Маля (архитектура как иероглиф священного), Р. Краутхаймера (собственно – иконография архитектурных архетипов), А. Грабара (архитектура как система семантических полей), Ф.-В. Дайхманна (символизм архитектуры как археологической предметности) и Ст.
Серия «Новые идеи в философии» под редакцией Н.О. Лосского и Э.Л. Радлова впервые вышла в Санкт-Петербурге в издательстве «Образование» ровно сто лет назад – в 1912—1914 гг. За три неполных года свет увидело семнадцать сборников. Среди авторов статей такие известные русские и иностранные ученые как А. Бергсон, Ф. Брентано, В. Вундт, Э. Гартман, У. Джемс, В. Дильтей и др. До настоящего времени сборники являются большой библиографической редкостью и представляют собой огромную познавательную и историческую ценность прежде всего в силу своего содержания.
Атеизм стал знаменательным явлением социальной жизни. Его высшая форма — марксистский атеизм — огромное достижение социалистической цивилизации. Современные богословы и буржуазные идеологи пытаются представить атеизм случайным явлением, лишенным исторических корней. В предлагаемой книге дана глубокая и аргументированная критика подобных измышлений, показана история свободомыслия и атеизма, их связь с мировой культурой.
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.