Подтверждение - [6]

Больше всего меня удивляло то, что мое представление об этой комнате не вступило в противоречие с действительностью. Идея повлияла на исполнение.

Иногда я часами стоял или сидел в этой комнате, смакуя ее прохладное спокойствие. Окна здесь всегда были открыты, так что прохладный воздух устремлялся внутрь, а ночью комнату заполнял аромат жимолости, росшей под угловым окном, запах, до сих пор известный мне только по химическим аналогам.

Я назвал это помещение своей белой комнатой, и она стала центром моей жизни в этом сельском домике.

Когда комната была готова, моя подавленность вернулась, но, поскольку я в последние дни постоянно что-то делал, мои мысли были ясны и сосредоточенны. Работая в саду и начав ремонт в других комнатах, я думал о том, во что превратил свою жизнь и чем занимался раньше.

Прошлое представлялось мне неорганизованным, неуправляемым течением событий. Ничто там не имело смысла, ничто не было согласовано. Мне показалось важным попробовать привести воспоминания в относительный порядок. Бессмысленно было задаваться вопросом «зачем?». Просто это было важно.

Однажды я посмотрел в зеркало, покрытое пятнами сырости, и оттуда на меня взглянуло знакомое лицо, но не смог согласиться с тем, что это тот я, какого я знал. Я знал только, что это пожелтевшее лицо с многодневной щетиной и потупленным взглядом – мое, продукт почти двадцати девяти лет жизни, которая теперь вся казалась мне бессмысленной. Я вступил в период претензий к самому себе: как меня угораздило, откуда взялся такой упадок духа? Что это было – просто полоса неудач, как мне бы хотелось, или результат глубоко скрытой неполноценности? Я погрузился в раздумья.

Сначала я попытался восстановить истинную хронологию воспоминаний, которая меня очень интересовала.

Я знал распорядок своей жизни, последовательность крупных и наиболее значительных событий, потому что я, как любой другой, располагал опытом прожитых лет. Подробности, напротив, было не так-то легко вспомнить. Частицы прошлого – места, которые мне довелось посетить, друзья и знакомые, мои поступки – присутствовали в хаосе моих воспоминаний, но точные действия и последовательность я вспоминал с большим трудом.

Сначала я преследовал цель восстановить в памяти абсолютно все. Для этого я решил начать с первого школьного года и попытаться восстановить все до мельчайших подробностей: что я в тот год изучал, имя моего учителя, имена других ребят из моего и из соседнего класса, где работал отец, какие книги я, может быть, тогда читал и какие фильмы смотрел, с кем дружил и с кем враждовал.

Работая над стенами, я бормотал про себя эту несвязную, давнюю, полную пробелов историю, путаную, как сама жизнь.

Потом на первый план выступила форма. Недостаточно было просто восстановить последовательность событий, из которых состояла моя жизнь, требовалось установить относительное значение каждого из них. Я был продуктом этих событий, этого образования – и потерял контакт с тем, чем я был. Мне предстояло все проигрывать снова и, может быть, заново затвердить все, что я позабыл.

Я стал рассеянным и неуверенным. Только через воспоминания я мог вновь обрести ощущение, что я – это я. Невозможно было установить, что я открыл заново. Меня смущало то, что необходимо сосредоточиться на воспоминаниях, а потом с большим трудом восстановить эти события. Мне, полагаю, удалось реконструировать определенный отрезок своей жизни, но, переходя к другому году или к другому месту, я обнаруживал между ними поразительное сходство – или что до сих пор я ошибался.

Наконец мне стало ясно, что все это я должен записать. На прошлое Рождество Фелисити подарила мне маленькую портативную машинку, и однажды вечером я извлек ее из своих пожитков. В центре белой комнаты я установил стол, безотлагательно принялся за работу и почти немедленно обнаружил в себе тайну.

Глава третья

Я призвал на помощь все мое воображение. Я писал из внутренней потребности; этой потребностью было создать четкое представление о своей личности и я писал то, что должен был писать. Это не были мои фантазии. Я шел от чутья и чувств.

Сам процесс походил на создание моей белой комнаты. В начале – и прежде всего – была идея, а затем я воплотил ее сообразно своим представлениям, так же, как красил комнату. Я начал писать, не представляя, какие трудности у меня возникнут в связи с этим. Я был полон воодушевления, как ребенок, который в первый раз получил цветные карандаши. Мной никто не руководил, меня никто не контролировал, и я не испытывал никакого смущения. Впоследствии это изменилось, но в тот первый вечер я работал с неистощимой энергией и изливал на бумагу неиссякаемый поток слов. Процесс писания вверг меня в глубокое скрытое возбуждение, и я часто переделывал написанное, испещрял листы корректорскими значками и приписывал на полях дополнительные вставки. Мной овладело чувство странной неудовлетворенности, но я отмахнулся: все это заглушало всепоглощающее ощущение освобождения и довольство. Процесс писания скрашивал мне существование!

Я работал до глубокой ночи; когда наконец забрался в свой спальный мешок, заснул с большим трудом и спал очень плохо. На следующее утро я, позабыв о ремонте, вновь уселся за работу. Моя творческая энергия не убывала, страница за страницей вылетали из каретки пишущей машинки, и никто и ничто не могло остановить этот поток. Напечатанные листы я разбрасывал вокруг стола по полу, и они в полном беспорядке лежали один на другом, как я их бросил.