Подружка - [4]

А когда–то — двадцать лет назад… Подумать только: мобильных не было! Светлана торчала в телефонных будках. Жёлтые монетки рассыпаны по всем карманам… Гул проводов — «уст осязаемая весть»* — безысходный, далёкий… Железный, тяжёлый диск с цифрами еле проворачивался… Сердце выпрыгивало… Срывался, хрипел голос… Каждый раз — как прыжок в неизвестность. Её торопили, стучали по стеклу — кому–то тоже позвонить нужно.

И тогда она обнаружила телефонную будку на тихой удалённой улочке, вдали от людских потоков. Там почти никогда не было очередей, никто не торопил. Можно было, не таясь, сколько хочется — сколько выдержат, рассказывать, что читала, где была, что удивило.

Только набрать номер — несколько цифр…

Иногда в телефоне звучал женский голос — строгий, чуть глуховатый, и неизменно удивлённый. Столько раз мама снимала трубку, а все не переставала удивляться… С её строгим голосом в облезлую телефонную будку проникал запах пирожков, корицы и яблок — Светлана это явственно чувствовала.

А её друзья — телефонные будки, разбросанные по городу? Света усмехнулась. Она их теперь везде замечает — эти маленькие домики, вычленяет из интерьера улиц. До сих пор не может пройти мимо! Прошлым летом в Лондоне Антон фотографировал её в красных английских будках, которые с другими не перепутать. А в Москве они исчезли, как пережиток прошлого, давно не встречала. Может, потому, что на автомобиле передвигается? Вернее, на дорогах в пробках стоит.

Мобильных не было. И время другое. Время другое, печаль — та же…

Светлана с сочувствием посмотрела на девушку:

— Кто он, Анечка? Расскажите…

Аня приложила к груди ладошку:

— Я… не знаю… не смогу. Это сложно. Он такой… Чудный, обаятельный… Как можно рассказать? Не вмещается…

— А вы попробуйте. Опишите его. У него тёмные волосы? Он высокий?

— Нет, светлые, короткие… Да, высокий… Но это же неважно, правда?

— Конечно, неважно. Это чтобы с чего–то начать… А как вы познакомились?

А Света свою встречу помнит?

В тёмном зале, под рёв музыки, пошла навстречу. Помнит, как обожгло… Потянуло… Дурацкая музыка — ни за что бы не стала сейчас такую включать.

Какая, собственно, разница: музыка — лишь повод для встречи. Стечение обстоятельств…

— Я танцевала на сцене — танцевать люблю…

— Хорошо танцуешь? — Света не заметила, как перешла на «ты». — Я так и думала. У тебя спина — свечка.

— В студию в Москве ходила. Увидел меня — подошёл, — Аня прикрыла глаза. — Музыка красивая… А потом по городу шли… от Триумфальной арки по Елисейским полям… Я на ветру кружилась…

…И они в тот вечер, переплетясь руками, вышли под чёрный купол неба. Над головой звезды…

Светлана перевела дух. Приложила к щекам руки — горячие…

«Солнце — одно, а шагает по всем городам», — читал ей Игорь. Марина Цветаева — она её обожает!

«Солнце — моё. Я его никому не отдам», — радостно повторяла за ним.

«В вечную ночь пропадёт, — погонюсь по следам…», — кричал он к звёздам.

«Солнце моё! Я тебя никому не отдам!» — Думала, все забыла…

Когда это было? Сто лет назад!

Шли по набережной Москвы–реки, не замечая времени.

— Как будто время остановилось… — сказала Аня. — Я тогда поняла — хочу быть с этим человеком… Только с ним! Понимаете? — Мальвина смотрела так, будто душу выворачивала. Ребёнок, у которого отняли игрушку…

— Анечка! Девочка! — Света судорожно выдохнула. — Ты не поверишь… Со мной подобное происходило. В твоём возрасте… Я знаю, как теперь это…

— Больно! Везде больно! — воскликнула девушка.

— Это пройдёт, Аня! Подождать нужно!

— Не знаю, что теперь делать… — Мальвина обняла себя за плечи и закрыла глаза.

— Только ждать…

— Ждать? — удивлённо посмотрела на Светлану. — Он не вернется… — Уткнулась головой в колени, отгородившись волосами, как стеной.

— Ждать — чтобы прошла боль. А она пройдёт — обязательно… — прошептала Светлана.

— Пройдёт? А что потом? Пустота? Что вместо этого? — Аня положила локти на столик, вплотную приблизилась. Глаза–озера грозили залить.

— Потом? Жизнь. И любовь — совсем скоро…

— Мне больше никто не нужен. Понимаете? Ни–кто! Я больше никого не полюблю!

— Это сейчас так кажется. Новая любовь будет другой — это точно, не такой яркой, зато более глубокой, надёжной. Родите кучу детей…

— И детей у меня не будет! Потому что все бесполезно!

Светлане тогда тоже казалось, что жизнь закончилась. И нет больше в ней радости. Глупая! Все самое ценное, настоящее — впереди. Но как сейчас это объяснить Мальвине?

Сейчас — невозможно.

Света вспомнила, как впервые почувствовала в животе пробуждение новой жизни — толчок пяткой. Или головой? Локтем? Сын — маленький пыхтящий комочек: смешной, тёплый, весь в складках. До сих пор на коже, на губах чувствует лапку, которой Антошка толкался, — гладкую, сладкую… Целовала… Крошечные пальчики… Надо же! И ноготки — маленькие жемчужинки…

А муж? Он подарил ей это чудо… счастье — быть матерью. С ней — ни с кем другим! — захотел вить гнездо, родить сына. Это дорогого стоит! Что прежние слезы?

Но сейчас Аня это не услышит…

— Я тоже тогда думала, Анечка, что безнадёжно заболела, — сказала Светлана глухо, — и нет исцеления, и моя жизнь раскололась. Знаю, милая девочка, сейчас так больно, что и слов утешения не найти… Каждый день — серый… Кажется, навсегда…