Подруга игрока - [69]

На ней было белое в греческом стиле платье без каких-либо украшений. Вырез платья был глубоким, а над ним сверкали бриллианты и изумруды, которые он ей подарил. Хотя она любила носить серьги, в ушах у нее ничего не было, словно ей хотелось, чтобы ничто не отвлекало взоров от великолепия драгоценностей, которыми была украшена ее грудь. Ее пышные густые волосы были уложены тоже в греческом стиле, высоко подняты и завиты надо лбом, однако не украшены ни лентами, ни кружевами. Эта подчеркнутая простота необычайно подействовала на Гастингса.

Он впервые заметил, насколько грациозно изгибается ее шея, когда она поворачивает голову. Платье льнуло к ее ногам. Она казалась такой стройной, что если бы он взял ее за талию, подумал Гастингс, она бы склонилась к нему, как молоденькое деревце. До этого самого момента он полагал, что ему известны все нюансы ее внешности. Теперь же, он видел это, может потребоваться целая жизнь, чтобы узнать все, что он хочет узнать.

Он воздержался от попытки заговорить с ней, поскольку видно было, что под его обжигающим взглядом она пребывает в ужасном смущении. Он махнул им всем на прощание рукой, одним, общим жестом, и пожелал всем счастливого Нового года, никого особо при этом не выделяя. Скоро двери закрылись, Миранды больше не было видно, но образ ее по-прежнему оставался с ним рядом. Впрочем, он был тут же лишен возможности наслаждаться им, поскольку дети потребовали его внимания и потащили его в классную комнату. Там он провел целых полчаса, оттачивая их мастерство игры в брэг[5] и изо всех сил пытаясь унять свое беспокойство. Когда полчаса подошли к концу, он послал за Рэгстоуном.

— Боюсь, у меня лихорадка, — прошептал он на ухо дворецкому. — Мне не хотелось бы тревожить детей, но нельзя и подвергать их опасности подхватить инфекцию, если я все-таки простудилась. Что можно предпринять, как вы думаете?

Поскольку дворецкий ничего на свете так не любил, как давать советы, он заверил мисс Деуитт, что позаботится о том, чтобы дети не остались без присмотра. Ей же необходимо тотчас отправиться в свою комнату и прилечь отдохнуть.

— Я поступлю так, как вы говорите, — прошептал мистер Гастингс самым смиренным голосом Шарлотты. — Пойду и немедленно лягу спать.

— Ночной сон — самое лучшее восстанавливающее средство, — изрек Рэгстоун.

Освободиться от детей было не таким легким делом, ибо они подняли вой, узнав о перспективе расстаться с любимой компаньонкой сразу же после того, как отпустили любимую тетушку. Рэгстоун пришел ему на помощь и весьма обоснованно упрекнул детей в том, что не давая заболевшей мисс Деуитт прилечь, они проявляют эгоизм. Детей это проняло чуть не до слез. Шмыгая носами, они помахали ей на прощание и тут же принялись утешать себя игрой в лошадки, поеданием имбирных пряников и криками — насколько хватало воздуха в легких.

Попав в свою комнату, мистер Гастингс открыл сундук, который горничная не распаковывала, и достал оттуда элегантный темно-синий сюртук и брюки цвета слоновой кости. Несколько мгновений он задумчиво созерцал эту одежду. Давно уж ему не приходилось надевать что-либо столь удобное. Наряд был, правда, немного помят, но не слишком. Приняв решение, он переоделся, накинул плащ и нашел шляпу.

Он осторожно отворил дверь. Убедившись, что поблизости никого нет, спустился вниз по лестнице, прошел по коридору в заднюю часть дома и оттуда вышел на конюшню. Поскольку все экипажи уехали, слуги собрались на кухне погреться. Единственный оставшийся на конюшне конюх спал в стойле. В руке у него была бутылка джина. Как можно тише мистер Гастингс вывел на двор мерина, оседлал его и вскочил в седло. Потом он прошептал мерину на ухо:

— Теперь, мой славный боевой конь, домчи меня до Тогбери, прежде чем я успею образумиться.

И галопом вылетел со двора.

Дорога на Тогбери была теперь ему знакома, и он быстро преодолел ее. Он слышал, как говорили, что ассамблея состоится в ратуше, однако на всякий случай привязал лошадь за лавкой бакалейщика и остаток пути прошел пешком. Отблески ярких огней, звуки музыки и веселья помогали ему отыскать дорогу.

Сдав свои плащ и шляпу, он прошел к входу в зал, где столкнулся с леди Трой. При виде его она от удивления потеряла дар речи, но только на полминуты.

— Мистер Гастингс! — вскрикнула она достаточно громко, чтобы ее могли услышать остальные собравшиеся. — Вы последний человек на свете, которого можно было ожидать встретить в Тогбери.

Он одарил ее своей самой очаровательной улыбкой.

— Надеюсь, вы не жалеете, что встретили меня, леди Трой?

— О Господи, нет же! Но я просто поражена. Я думала, что с тех пор как вы и Миранда, то есть я хочу сказать, поскольку мы не видели вас со времени тех роковых событий, то есть я хотела сказать, что оставила все надежды увидеть вас. Однако вам, полагаю, известно, что мне всегда приятно видеть сына Табиты.

Охваченная смущением, она усердно обмахивала грудь веером.

Улыбнувшись, он поднес ее незанятую руку к своим губам.

— Вы очень добры, — сказал он. — Смогу ли я навестить вас и вашу замечательную дочь, пока я пребываю здесь по соседству?