Поднятые на белой кошме. Ханы казахских степей - [12]

. в 1233 г.) и его сыновей. В конце 30-х годов XIII в., во время похода монголов в глубь Европы, в „золотом роде“ произошел новый раскол: Бату, глава Улуса Джута, смертельно поссорился с Гуюком, старшим сыном великого хана Угедея (правил в 1229–1241 г.), и царевичем Бури, внуком Чагатая, сыном Мутугена от служанки. В „Сокровенном сказании“ эта ссора Чингизидов описана так (приводим отрывок из источника в переводе Н. П. Шастиной): „Когда войско возвратилось, то был устроен пир, на котором присутствовали все князья. Будучи старшим, я (рассказывает Бату) одну или две чаши вина выпил раньше других. Бури и Гуюк рассердились, покинули пир и, садясь верхом на своих лошадей, бранили меня в то же время. Бури сказал: „Бату не выше меня, почему он пьет раньше меня? Эта старая баба с бородой. Одним ударом я могу опрокинуть его наземь“. Гуюк сказал: „Он старая баба с луком и стрелами. Я прикажу избить его палкой!“ Другой предложил привязать мне деревянный хвост“ [Шастина, 1957, с. 232, прим. 152].

Эта пьянная ссора обошлась недругам Бату очень дорого: потомству Гуюка она стоила царства, а царевичу Бури — жизни: впоследствии, при Менгу-хане (правил в 1251–1259 г.), Бури был выдан оскорбленному им Бату и по его приказу казнен. Но все по-порядку.

Согласно рассказу Джувайни и Рашид ад-Дина, когда наступил новый (1248) год, великий хан Гуюк заявил о своем желании отправиться в свой родовой удел на Эмиле, где климат будто бы был более благоприятен его слабому здоровью. Весной, когда погода склонилась к теплу, он со своим войском выступил в те пределы. Соркуктани-бики, вдова Тулуя, отправила нарочного и предупредила Бату, главу Улуса Джута, что великий хан имеет против него враждебные намерения. Бату выступил во главе большого войска против Гуюка. Однако встреча двух враждующих Чингизидов на поле боя не состоялась: через несколько переходов, еще в пределах самой Монголии, Гуюк-хан умер. Это известие застало Бату в Алакамаке, в семи днях пути от города Каялыка (т. е. в южной части Семиречья, около гор Ала-Тау). Когда, после исполнения обрядов оплакивания, останки Гуюк-хана были преданы земле, Бату созвал к себе, в Алакамак, царевичей для совещания о престолонаследии [Джувайни, изд., т. 1, с. 215–218; пер., т. 1, с. 260–263; т. 2, с. 557; Рашид ад-Дин, т. 2, с. 121–122;]

Почему именно Бату? Дело в том, что Бату (ум. в 1255 г.) в то время пользовался наибольшим авторитетом и занимал главенствующее положение в роде Чингизидов. Хотя его старший брат Орда-Ичен был еще жив, тем не менее считалось, что „Бату всем царевичам старшой (ака)“ [Джувайни, пер., т. 2, с. 557]. Именно поэтому сообщает, в частности, Джузджани в своем „Табакат-и Насири“, после кончины великого хана Гуюка все съехавшиеся для решения вопроса о престолонаследии царевичи (кроме сыновей Чагатая, которые потребовали царство себе) согласились возвести на престол Бату и обратились к нему с таким предложением: „Тебе следует быть царем нашим, так как из рода Чингизхана нет никого главнее тебя; престол и корона и владычество прежде всего твои“. Бату ответил: „Мне и брату моему Берке принадлежит уже в этом крае (т. е. в Дешт-и Кипчаке) столько государств и владений, что распоряжаться им, краем, да вместе с тем управлять областями Китая, Туркестана и Ирана невозможно. Лучше всего вот что: дядя наш Тупи, младший сын Чингизхана, умер в молодости и не воспользовался царством, так отдадим царство сыну его и посадим на престол царский старшего сына его, Менгу-хана. Так как на престол посажу его я. Бату, то на самом деле владыкою буду я“ [Джузджани, т. 2, с. 1177–1181].

А вот как описывается ход сходки царевичей и военачальников после смерти Гуюка в „Юань ши“. Бату первый подал голос о возведении Мунке, старшего сына Тулуя от его старшей жены Соркуктани, на ханский престол. Но тут встал эмир Бала, посланник вдовы Гуюка, ханши Огул-Каймыш, и сказал:

„Некогда Угедей завещал, чтобы после него внук его Шилмынь (Ширамун) наследовал престол, что всем князьям и чинам известно. Ныне Шилмынь находится еще в живых, но выбор обращен на других: каким же останется Шилмынь?“ Тогда выступил Мугэ, младший брат Мунке, и так возразил на замечание Бала:

„Правда, было завещание Угедеево и кто посмеет противоречить оному? Но на прошлом съезде выбор Гуюка произведен ханшею Толигай-хана и вами. Итак, в то время вы сами нарушили помянутое завещание Угедея; теперь того же хотите обвинять в том?“ Бала ничего не мог ответить на это. Тогда слово взял Уланхада и сказал: „Мунке разумен и проницателен; это всем уже, известно; мнение князя Бату очень справедливо“. Все поддержали это предложение. Бату немедленно отдал приказ войскам. „Войска были согласны с ним, и сим образом утвержден выбор“ [История дома Чингисова, с. 305–306, 309].

Приведем теперь сообщения Джувайни и Рашид ад-Дина о сходке царевичей в Алакамаке в 1248 году. По призыву Бату в Алакамак (около гор Ала-Тау к югу от Или) съехалось со всех концов обширной империи великое множество царевичей, их родичей и вельмож; но все же некоторые из сыновей Чагатая и Угедея под разными предлогами на собрание не явились; не явилась и вдова Гуюка Огул-Каймыш, а ее сьновья, Коджа и Наку, только два дня пробыли в Алакамаке, но оставили там от своего имени вельможу Тимур-Кадака, уполномочив его присоединиться к какому бы то ни было решению царевичей. Все оставшиеся царевичи засвидетельствовали Бату, как самому главному в роде Чингизидов, свое уважение и готовность подчиниться его решению в вопросе о наследовании престола и регенте.