Поднебесная - [202]

Но с этим не могли так легко примириться на сожженных, заброшенных фермах и в деревнях по всему Катаю в те годы. Мертвых нельзя успокоить или вернуть обратно при помощи философского взгляда на события.

Император Шиньцзу вернул себе Синань, ненадолго снова потерял его, потом захватил во второй раз и уже не отдал. Генерал Сюй Бихай опять занял перевал Тэн и отражал все набеги с востока. Дворец Да-Мин восстановили, пусть и не до того состояния, в каком он был прежде.

Отец императора умер и был похоронен в гробнице возле Ма-вая. Драгоценная Наложница, которую звали Цзянь, уже лежала там, ожидая его. И императрица — тоже.

Люди начали возвращаться в столицу и в свои деревни и на фермы или в новые, потому что множество людей погибло и осталось много бесхозной земли.

Постепенно возродилась торговля, хоть и не по Шелковому пути. Теперь он стал слишком опасным, ведь гарнизоны за Нефритовыми Воротами стояли пустыми.

В результате письма с запада, из таких мест, как Сардия, не доходили. Не приезжали танцовщицы и певицы. И уж конечно, военные курьеры уже не доставляли по имперским дорогам плоды личи с далекого юга в самом начале сезона. В те годы — нет.

Сам Ань Рон был убит двумя его же генералами, что можно было предвидеть. Эти двое поделили между собой северо-восток, подобно древним полководцам, оставив все имперские амбиции. Десятая династия закончилась, испарилась, как не бывало.

Число десять считалось несчастливым в Катае еще долго после этих событий, на протяжении многих поколений, которые понятия не имели почему.

Один из двух мятежных генералов принял предложение об амнистии императора Шиньцзу в Синане и выступил против второго, присоединившись к императорской армии в победоносном сражении у Длинной стены, недалеко от горы Каменный Барабан. Во время этого сражения двести кавалеристов, четыре дуй на сардийских конях, сыграли сокрушительную роль, промчавшись по полю боя с левого фланга до правого и обратно с такой быстротой и силой, о которой другие всадники могли только мечтать.

Три человека, двое очень высокие, а третий — с одной рукой, наблюдали это сражение с северного края вершины горы Каменный Барабан. Их лица почти все время ничего не выражали, разве что тот или другой поднимал руку и указывал на сардийцев, скачущих вдоль рядов, великолепных среди бойни. Когда три старика это видели, они улыбались. Иногда они тихо смеялись, в изумлении.

— Мне бы хотелось иметь одного из них, — сказал человек с одной рукой.

— Ты ведь уже не ездишь верхом, — возразил самый высокий.

— Я бы на него смотрел. Я бы наблюдал, как он бегает. Это доставило бы мне радость.

— Почему это он должен отдать тебе сардийского коня? — спросил второй высокий старик.

Однорукий улыбнулся ему:

— Он женился на моей дочери, не так ли?

— Это я знаю. Умная девочка. Хотя и недостаточно послушная, на мой взгляд. Ей было лучше нас покинуть.

— Возможно. А он мог подарить мне коня, как ты считаешь?

— Ты мог попросить. Ему было бы трудно ответить «нет».

Низкорослый человек посмотрел на одного спутника, потом на другого. И с сожалением покачал головой:

— Слишком трудно ответить «нет». Поэтому я не могу просить. — Он снова посмотрел вниз, на поле боя. — Кончено, — сказал он. — Это закончилось еще до того, как началось.

— Ты думаешь, теперь наступит мир?

— Здесь — возможно. Но не повсюду. Мы можем не дожить до мира в Катае.

— Ты этого не можешь знать, — предостерег самый высокий.

— Я доволен хотя бы тем, — сказал третий, — что прожил достаточно долго, чтобы получить ответ насчет волка. С его стороны было учтиво прислать нам весточку. Хотя это неожиданно.

— Ты думал, он сам умрет, когда умрет волк?

— Да. А теперь он пишет нам письма. Это доказывает, что мы можем ошибаться. И еще — необходимость смирения.

Маленький старик посмотрел на него снизу вверх и рассмеялся.

— Это доказывает, что ты можешь ошибаться, — поправил он.

Другие тоже рассмеялись. Учение Каньлиня гласит: вполне допустимо смеяться, когда сердце разрывается от жалости к человечеству.

А потом они повернулись и покинули то место, откуда открывался вид на поле боя.

Мятежный генерал, который принял предложение амнистии от Синаня, мог ожидать предательства, мог даже примириться с ним, но так как империя была в таком отчаянно разоренном состоянии, новые советники нового императора решили, что предложенную амнистию следует соблюдать. Генералу и его солдатам позволили жить и снова занять свои посты на защите Катая.

Солдаты срочно были нужны на Длинной стене, на западе и на юге, на всех границах, прогибающихся внутрь под волнами набегов варваров.

Усталость иногда скорее всего остального может покончить с войной.

Говорили, что в этом случае любимая жена императора, которую некоторые более поздние историки считали опасно проницательной и слишком влиятельной, сыграла свою роль и убедила его выполнить условия этого соглашения — чтобы обезопасить границы Катая.

Первый договор был подготовлен и подписан с Тагурами. Второй — с богю. Их нового кагана, сменившего Хурока, его народ называл Волком. Не совсем понимали почему, — и тогда, и потом, — но как могут цивилизованные люди понять имена варваров, не говоря уже об их обрядах?