Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой - [15]

Герцог сказочно богат, он содержит шикарную любовницу, итальянку по имени Джойя, которая в дневнике Башкирцевой зашифрована под буквой Ж.

«На прогулке я несколько раз видела Ж. всю в черном.

Она очаровательна, впрочем, не столько она, сколько ее волосы; ее туалет безупречен, нет ничего, что нарушало бы впечатление. Все благородно, богато, великолепно. Право, ее можно принять за даму высшего круга. Вполне естественно, что все способствует ее красоте — ее дом с залами, маленькими уютными уголками, с мягким освещением, проходящим через драпировки и зеленую листву. И она сама, причесанная, одетая, убранная как нельзя лучше, сидящая — как царица — в прекрасном зале, где все приспособлено к тому, чтобы выставить ее в наилучшем свете. Вполне естественно, что она нравится, и что он любит ее. Если бы у меня была такая обстановка, я была бы еще лучше». (Запись от 14 марта 1873 года.)

В этот же день она читает газету и в списке путешественников от 10 марта находит обожаемого герцога Гамильтона в Неаполе. Он в Неаполе, хотя в Ницце еще не кончился сезон. Джойя царствует в Ницце одна. Муся не ревнует герцога к Джойе, прекрасно понимая, что такой мужчина должен иметь красивую содержанку. И, конечно же, она понимает, что на содержанках не женятся.

«Проезжая мимо виллы Ж., я взглянула на маленькую террасу направо. В прошлом году, отправляясь на скачки, я видела его сидящим там с ней. Он сидел в своей обычной благородной и непринужденной позе и ел пирожок. Я так хорошо помню все эти мелочи. Проезжая, мы смотрели на него, а он на нас. Он единственный, о ком мама говорит, что он ей нравится: я этому так рада. Она сказала: «Посмотри, Г. ест здесь пирожки, но и это у него вполне естественно, он точно у себя дома». (Запись 1873 года.)

Ее любовь к герцогу ни для кого не секрет у них дома. Доктор Люсьен Валицкий подтрунивает над ней, называя «герцогиней» и рисуя карикатуры на нее с герцогом. Она краснеет и теряется, когда заговаривают о герцоге или просто упоминают его, а мать с теткой мечтающие о хорошей для нее партии всячески поддерживают ее страсть, порой с уверенностью заявляя: «Когда ты будешь герцогиней…»

Герцог видится ей везде. Она показывает своей гувернантке m-lle Колиньон угольщика, утверждая, что он похож на герцога Гамильтона. Она видит в коляске похожего на герцога господина и оказывается, что это его брат. Герцог уезжает, и она день и ночь думает о нем, герцог возвращается и она ловит момент, чтобы увидеть его на променаде, на скачках, где угодно, лишь бы увидеть, или даже просто услышать от кого-нибудь его имя. Даже просто произносить его имя для нее огромное удовольствие. Впоследствии она признается, что любила несколько лет человека, видев его на улице не более десяти раз. Но сколько раз она думала о нем и говорила с ним в своих мечтах.

В это время она начинает серьезно заниматься рисованием. Первым ее учителем была гувернантка m-lle Брэн, умершая от чахотки в Крыму в 1868. Муся очень любила ее и, вероятно, от нее получила зачатки той смертельной болезни, которая и свела ее так рано в могилу. Впрочем, и другая ее гувернантка, m-lle Колиньон, тоже умерла в Париже от чахотки. Так что возможности заразиться туберкулезом у нее было достаточно.

Это не первая попытка начать учиться рисовать, в Женеве ей брали учителя, доброго старичка, который приносил ей модели для срисовывания хижинки, где окна были нарисованы в виде каких-то палочек. Теперь она уже знает, чего хочет.

«Сегодня у меня был большой спор с учителем рисования Бинза. Я ему сказала, что хочу учиться серьезно, начать с начала, что-то, что я делаю, ничему не научает, что это пустая трата времени, что с понедельника я хочу начать настоящее рисование. Впрочем, не его вина, что он учил не так, как следует. Он думал, что до него я уже брала уроки и уже рисовала глаза, рты и т. д., и не знал, что рисунок, ему показанный, был мой первый рисунок в жизни и притом сделанный мною самою». (Запись весной 1873 года.)

Она постоянно учится музыке, а во второй половине дня рисует. Срисовывая Аполлона Бельведерского, она находит, что у него выражение лица, та же манера держать голову и нос, что у герцога Гамильтона.

Летом — тоска смертная. Ницца летом — пустыня. Только с новой зимой появится общество, а вместе с ним Ницца превратится в маленький Париж. Как-то надо пережить эти шесть-семь месяцев. Они ей кажутся целым морем, которое надо переплыть.

«Я начала учиться рисовать. Я чувствую себя усталой, вялой, неспособной работать. Лето в Ницце меня убивает, никого нет, я готова плакать. Словом, я страдаю. Ведь живут только однажды. Провести лето в Ницце — значит потерять полжизни. Я плачу, одна слеза упала на бумагу. О, если бы мама и другие знали, чего мне стоит здесь оставаться, они не заставляли бы меня жить в этой ужасной пустыне. Я не имею о нем никаких известий, уже так давно я не слышу даже его имени. Мне кажется, что он умер. Я живу, как у тумане; прошедшее я едва помню, настоящее мне кажется отвратительным…» (Запись от 9 июня 1873 года.)

Под ее окном местные молодые люди устраивают серенады, играют скрипка, гитара и флейта: чудесное трио. Но это не светские молодые люди и хотя музыка нравится, в душе такие знаки внимания не оставляют следа.