Подходящий муж - [37]

В этот момент в дверь легонько постучали. Жермена посмотрела на часы — было еще сравнительно рано, около половины одиннадцатого. Подумав, что вряд ли кто-нибудь еще ушел спать вечером в День подарков, она встала с кровати. Быстро завязав на ходу поясок халата, подошла к двери. Это не могла быть Эдвина: та не стала бы стучать, а сразу бы вошла. А если это один из Тэвиноров, что ж, она готова встретить его достойно.

Жермена сердито распахнула дверь — и ее странное сердце задрожало. Ну за какие грехи она вынуждена стоять и терпеть, как он разглядывает ее?

— Знаю, что расстроил тебя, — тихо сказал Лукас.

— Подумаешь! — небрежно выдохнула она.

Лукас, улыбаясь, заглянул в ее мятежные фиалковые глаза.

— Как говорила моя старая няня, нельзя ложиться спать, не помирившись.

— Мы не ссорились! — напомнила ему Жермена. Она не желала видеть его улыбку; это расслабляло ее.

— Не хочешь, чтобы я извинился? — спросил он, и она еще больше расслабилась.

— Не стоит об этом говорить, — упрямо повторила Жермена и уже собралась закрыть дверь, как Лукас резко напомнил ей:

— Ты поцеловала моего брата!

— Когда? — испугалась она.

— Совсем недавно — в гостиной.

Она уставилась на него. Он стал агрессивен и холоден к ней — из-за этого поцелуя?

— Не я поцеловала его, а он меня.

— Уж не собираешься ли ты пойти с ним позавтракать на следующей неделе?

Жермену вдруг поразила невероятная мысль.

— Неужели ты… — она едва осмелилась вымолвить следующее слово, — ревнуешь?

— Я? — усмехнулся Лукас. — Только из-за того, что мой брат сидел и болтал с тобою, из-за того, что он поцеловал тебя?

Он действительно ревновал! Сердце Жермены громко застучало, а вся злость растаяла.

— Он… Эш… хочет, чтобы мы были друзьями, — проговорила Жермена. Испытав на себе муки ревности, она не хотела причинять боль человеку, которого любила.

— Вот как! — воскликнул Лукас, как будто это все объясняло.

Нет, подумала девушка, не может быть и речи о том, что Лукас может ревновать ее. Ей стало неловко.

— Тогда спокойной ночи, — пожелала она ему и снова собралась закрыть дверь, но его слова остановили ее.

— А ты не хочешь увидеть свой рождественский подарок? — спросил Лукас. Потом наклонился к той стороне двери, которая была ей не видна, и поднял прямоугольный плоский сверток. — Счастливого Рождества, Жермена, — нежно пожелал он ей и протянул завернутый в золотую бумагу сверток.

— Ах, Лукас! — запричитала Жермена. — Я ничего тебе не приготовила!

— Не огорчайся. Тебе понравится мой подарок.

— Можно развернуть?

Лукас кивнул, и в его серых глазах зажегся теплый свет. Жермене пришлось отвернуться от него. Она не хотела, чтобы он заглянул ей в глаза и увидел ее душу. Девушка вошла в комнату, теребя пальцами золоченую обертку. Сняла первый слой и увидела, что подарок завернут в еще одну защитную обертку. А когда сняла и эту, издала возглас настоящего изумления.

— Лукас! — вскрикнула Жермена и устремила на него сверкающий взор. — Ты… — выдохнула она, но так и не могла найти слов.

Он продвинулся внутрь комнаты и закрыл дверь.

— Тебе нравится?

По ее виду Лукас понял, что «нравится» — слабо сказано. Жермена перевела фиалковые глаза с него на картину, которую он ей подарил.

— Это «Мальчик с тележкой!», — сообщила она ему то, что он и без нее прекрасно знал. — Мы видели ее на той художественной выставке… — Ее голос замер. — Я не могу принять этого! — вдруг воскликнула она.

— Она тебе не нравится?

— Ах, Лукас, ты же знаешь, что она мне очень нравится. Это самый замечательный рождественский подарок, который я когда-нибудь получала, — честно ответила она, а потом добавила хриплым голосом: — Но она, должно быть, дорогая, и я не могу…

— Можешь, моя прекрасная девочка, можешь, — мягко перебил ее Лукас, — Доставь мне удовольствие увидеть, как ты наслаждаешься своей картиной.

Глаза Жермены стали мечтательными. Это прозвучало так сокровенно. Как будто каждый раз, глядя на картину, Лукас вспоминал о ней, о Жермене.

— Честно говоря, она не такая уж дорогая, — продолжал уверять ее Лукас. И, нанося сокрушительный удар, добавил: — Ты должна знать, милая Жермена, что я просто не мог допустить, чтобы ее купил кто-нибудь другой.

— Ах, Лукас! — дрожа, воскликнула она.

— Уж не собираешься ли ты заплакать? — спросил он с искренним беспокойством.

Жермена рассмеялась:

— Я собираюсь расцеловать тебя!

— Из двух предположений это мне больше подходит, — улыбнулся Лукас и протянул к ней руки.

Задрожав всем телом, она шагнула к Лукасу. Ощущение его губ стало тем бальзамом, который был нужен ей, чтобы забыть о прежних горестях. В его объятиях все ее беспокойство исчезло.

За первым поцелуем последовал второй, третий… Лукас прижимал Жермену к своей груди, но ей хотелось быть еще ближе к нему. Она чувствовала жар его тела через тонкую ткань халата, чувствовала его руки у себя на талии, на изгибах спины, на ягодицах.

— Лукас! — прошептала она, и ее тело пронзил доселе неиспытанный ею восторг.

Лукас отстранился, чтобы заглянуть в раскрасневшееся лицо Жермены. Его серые глаза искрились от желания.

— Остановиться? — гортанно спросил он.

Жермена с трудом сглотнула. Она не хотела останавливаться. Хотела получить еще больше поцелуев, еще больше прикосновений.