Подъем Испанской империи. Реки золота - [235]

как правило, выбирался из титулованной знати, как и большинство из примерно сорока старших советников (в Севилье их называли «вейнтикуатрос», поскольку их было двадцать четыре), в то время как хурадос («представители народа», по словам короля Энрике III, всенародно избираемые по приходам) должны были просто происходить из хороших семей – то есть идальго. Шестеро высших чиновников были представителями высшей знати, назначенными Короной (хотя вскоре эта должность стала продаваться): в 1522 году это были герцоги Медина Сидония и Бехар, маркизы Аркос, Тарифа и Вильянуэва, а также Мартин Серон, мещанин, который вел себя надменнее любого герцога. Главный полицейский чин (альгвасил майор) был самым важным представителем исполнительной власти в городе. Его назначал лично монарх, причем пожизненно, и жилье он имел в здании кабильдо. Он был исполнителем правосудия и председательствовал на собраниях в отсутствие высших чиновников. Он распоряжался ночным дозором и тюрьмой.

Эти представители севильской знати контролировали все городские должности, так что не удивительно, что главными протоколистами и нотариусами в течение нескольких поколений были представители семьи Пинеда; заместителями главного начальника полиции (альферес майор) всегда являлись маркизы ла Альгаба, а комендантом Алькасара, как правило, были Гусманы (графы Оливарес). Замком Триана командовал, как правило, герцог Медина де лас Торрес. Из чиновников, претворявших в жизнь решения кабильдо (фиелес эхекуторес), двое назначались советниками, двое – хурадос и двое напрямую горожанами. Они следили за мерами и весами и такими вопросами, как права на лов рыбы. Они посещали тюрьмы и следили, чтобы пятьсот или более заключенных были накормлены, а также должны были наблюдать за исполнением наказаний – такими, как публичная порка или казнь, чтобы не допускать ненужных жестокостей. В этом они никогда не были одиноки: народ любил такие зрелища, как и костры инквизиции на лугу Сан-Себастьян.

Эта муниципальная деятельность финансировалась из городских налогов: например альмохарифаско, акабалы и терсии. Первый налагался на импорт и экспорт, второй был налогом с продаж импортных товаров в городе, а последний – треть, полагавшаяся Короне в церковной десятине.

Мавританские стены Севильи, частично альморавидские, частично альмохадские, тянулись почти на четыре мили, увенчанные более чем сотней башен, с двенадцатью вратами{1785}, а также с тремя или четырьмя малыми дверьми (постихос). Некоторые участки стены сохранились до сих пор – например у ворот Макарены, хотя сейчас они изуродованы следами от пуль – напоминание о расстрелах времен гражданской войны в XX веке, которая по размаху не шла ни в какое сравнение с гражданской войной времен Карла V.

Самой важной башней в XVI веке была Торре-дель-Оро на берегу реки близ Хересских ворот, в которой находилась тюрьма Сан-Эрменхильдо. Но у всех ворот были башни, и в большинстве из них жили родственники или друзья, либо чиновники на различных условиях ренты или по другим договренностям{1786}. Торре-дель-Оро была построена альмохадами в качестве дозорной башни, а затем использовалась как сокровищница. В 1522 году Каса де Контратасьон использовала ее для хранения драгоценных металлов, привезенных из Нового Света. Сокровища Кортеса, привезенные его «прокурадорами», пролежали здесь несколько месяцев к ярости его отца и друзей. Севилья, как говорили, лежала в устье «реки Америк», приносившей ей золото и серебро{1787}.

Неподалеку от этой башни в начале XVI века всегда стоял импровизированный подъемный механизм, который применялся при выгрузке с речных судов камня и прочих материалов, необходимых для постройки собора{1788}. С восточных стен города можно было видеть искусно сделанный мост длиной в 300 ярдов – тоже мусульманское сооружение. Он состоял из семнадцати лодок, поставленных поперек реки и соединенных железными цепями. Этот мост связывал город с Трианой, городом-спутником, по сути уже тогда пригородом, производившим фарфор и мыло. Это был дом множества моряков, ходивших в Новый Свет, город судоходства, а его мрачный полуразрушенный мавританский замок Сан-Хорхе стал местной штаб-квартирой инквизиции, одновременно тюрьмой и судом.

Мост постоянно нуждался в ремонте. Дерево для него обычно поставлялось со склонов Сьерра-Морены и из Константины. Порой кабильдо или Корона предлагали построить каменный мост – но эту идею всегда отвергали, поскольку считалось, что такой мост рухнет под собственной тяжестью из-за природы здешнего речного дна. Дальновидные горожане надеялись, что однажды по Гвадалквивиру снова можно будет подниматься до самой Кордовы, как в дни Рима.

Командовал на стенах, будучи, таким образом, главным защитником города в любой чрезвычайной ситуации, Фернандо Энрикес де Рибера, маркиз Тарифа. В 1522 году он только что вернулся из паломничества в Иерусалим – через Италию – и, привезя домой немного святой земли из этого судьбоносного края, вскоре построил Каса-дель-Пилатос – «дом Пилата» – в память о своем путешествии. Его сопровождал поэт Хуан дель Энсина, чье воображение было направлено в нужное русло, когда его покровитель предложил построить дом Пилата в Севилье.