Поддельный шотландец. Дилогия - [46]

   К тому времени, когда я вернулся, Алан, должно быть, уже успел рассказать мою историю, так как у них было уже решено, что я должен бежать с Аланом вместе, и все занялись нашим снаряжением. Каждому из нас дали по длинной шпаге и пистолету, хотя я признался в своём неумении владеть первой. С этой амуницией, мешком овсяной муки, железным котелком и бутылкой настоящего французского коньяку мы были готовы в путь. Денег, правда, у нас и своих хватало. Точнее -- у меня; деньги Алана уже отправили во Францию с другим гонцом, так что всё состояние этого верного члена горного клана теперь составляло семнадцать пенсов. Что же касается Джеймса, то он, кажется, так поистратился на поездки в Эдинбург и на судебные издержки по делу арендаторов, у него осталось только три шиллинга и пять с половиной пенсов, почти всё одними медяками.

   -- Этого тебе будет мало,  -- сказал Алан. -- Наверняка надо будет откупаться.

   -- Если не возражаете, -- вмешался я в разговор, -- я мог бы вам дать немного золота. А то так надоело таскать эту тяжесть, что уже не раз подумывалось выбросить его где-нибудь под кустом.

   Они посмотрели на меня как на сумасшедшего, да впрочем, в их глазах я наверняка им и был. Что поделать, тяжёлые золотых кругляшки этой эпохи до сих пор воспринимались мной скорее как лут в компьютерной игре. Сами по себе деньги ведь ничто, они ценны только как средство приобретения товаров и услуг. А какие товары и услуги мне были здесь жизненно необходимы? То-то же.

   -- И сколько у тебя есть денег, Дэви? -- спросил меня Алан жалостливо, как умалишённого.

   -- Точно не знаю, надо пересчитать, -- ответил я, доставая из сумки один за другим тяжёлые, туго набитые золотом мешочки.

   Это было сильно, как говорилось в древней телевизионной рекламе моего времени -- "шок -- это по-нашему". Триста семнадцать гиней являлись для здешних мест столь невиданной суммой, что на меня тут же начали смотреть как на кума короля, не то что с уважением, скорее даже с глубочайшим почтением. А уж когда я предложил оставить Джеймсу двести из них, говоря, что нам и оставшихся будет более чем достаточно, того чуть удар не хватил. В конце-концов мне пришлось сбежать на улицу, подышать свежим воздухом, чтобы избавиться от захлестнувшего с головой вала благодарности Джеймса и его семьи.

   Сев на бревно возле сарая, я наблюдал за продолжающейся вокруг суетой, неспешно покуривая трубку. Вот служанка вынесла из дома ещё какие-то свёртки. Красивая девушка кстати, я сразу это приметил. Когда она возвращалась, я окликнул её.

   -- Красавица, присядь чуть отдохни. Всё равно солдаты сюда нагрянут ещё не скоро.

   -- Прости, господин, -- отвечала она, -- если я задержусь, хозяева меня непременно хватятся и накажут.

   -- Тогда ладно. Но, когда закончишь, зайди на сеновал, -- сказал я, -- только кузнеца с собой приводить не надо.

   -- Зачем кузнеца? -- не поняла она, -- у нас в доме нет кузнеца!

   -- Да просто у меня в сумке завалялись кое-какие женские украшения, хочу чтобы кто-то кто в этом разбирается оценил их, -- ответил я, подмигнув, но служанка вряд-ли это увидела в царившей вокруг тьме, почти не разгоняемой светом факелов.

   Но тут из дома послышался недовольный голос Джеймса и она, испуганно пискнув, исчезла за дверью. Выбив трубку, зашёл в дом и я, застав продолжение разговора Алана с хозяином.

   -- Тебе, Алан, надо бежать из наших мест и вообще из Шотландии, а также и твоему другу из Лоулэнда, потому что мне придется объявить награду за тебя и за него, чтобы отвести от себя подозрение. Ты понимаешь, что это нужно, Алан? Ну скажи, что понимаешь!

   Мне показалось, что Алан немного покраснел.

   -- Это жестоко по отношению ко мне: ведь я привел сюда его, Джеймс, -- сказал он, поднимая голову.  -- Это значит, что я поступил как предатель!

   -- Нет, Алан, что ты!  -- вскричал Джеймс.  -- Взгляни правде в лицо! О нем все равно будет написано в объявлении. Его видело на дороге много людей. Я уверен, что Мунго Кемпбелл непременно объявит за его поимку награду! Не все ли равно, если я также объявлю? Кроме того, Алан, у меня есть семья. -- Потом после короткого молчания он прибавил: -- А ведь присяжными, Алан, будут Кемпбеллы.

   -- Хорошо только одно, -- сказал Алан, размышляя,  -- что никто не знает его имени.

   -- Никто и теперь не узнает, Алан! Вот тебе в том моя рука!  -- воскликнул Джеймс, причем можно было подумать, что он действительно знает мое имя и отказывается от своей выгоды.  -- Придется только описать его одежду, возраст, как он выглядит и тому подобное. Я не могу поступить иначе.

   -- Я удивляюсь тебе!  -- сурово сказал Алан.  -- Неужели ты хочешь продать его с помощью твоего же подарка? Ты дал ему новую одежду, а затем хочешь выдать его?

   -- Нет, Алан, что ты! -- ответил Джеймс,  -- нет, мы опишем одежду, которую он снял, ту, в которой его видел Мунго.

   Но мне показалось, что он сильно упал духом. Действительно, бедняга хватался за соломинку, и я уверен, что перед ним все время мелькали лица его исконных врагов, занимавших места на скамье присяжных, а за их спинами ему мерещилась виселица.