Поддельные шедевры - [10]
Шумный скандал, разразившийся в связи с бюстом Бенивьени, прервал ставшее уже привычным течение жизни.
Бастианини без труда опровергнул Лекена, пытавшегося, исходя из особенности старинной и новой техники скульптуры, отрицать авторство своего современника. В ответе французскому скульптору, опубликованном в «Gazetta di Firenze», Бастианини не оставил, что называется, камня на камне от аргументов Лекена.
Столь же убийственно было и письмо флорентийского ваятеля Генеральному директору Императорских музеев Франции в газете «La Nazione» от 15 февраля 1868 года. Бастианини не только принимал вызов самоуверенного аристократа, но даже брался создать бюст «одинакового качества с бюстом Бенивьени» не за 15 тысяч франков, как предлагал граф де Ньеверкерк, а всего лишь за 3 тысячи. «Что касается остальных 12 тысяч франков, - продолжал он, - я обязуюсь, чтобы сделать Вам, одному из столпов Второй Империи, приятное, вылепить портреты двенадцати римских императоров по тысяче франков за штуку». «Столп Империи» посчитал за лучшее не заметить едкой издевки, скрытой в письме скульптора.
Нетрудно предположить, чем кончилась бы эта полемика, но судьба неожиданно спутала все карты. 29 июня 1868 года Джованни Бастианини скоропостижно скончался. Лишь после его смерти выяснились многие обстоятельства его трудной жизни.
Что же касается дискуссии о «Портрете Джироламо Бенивьени», то смерть Бастианини уже не могла повлиять на ее исход. Рабочие табачной фабрики подтвердили, что изображенный на портрете - их товарищ Джузеппе Бонаюти. Один из флорентийских художников своими глазами видел в 1864 году Бастианини во время работы над «Портретом Бенивьени». Наконец, последним доводом в пользу авторства Бастианини мог служить эскиз головы «Бенивьени», обнаруженный после смерти скульптора в его мастерской.
Спор был закончен. «Загадка Бенивьени» перестала существовать. К великому смущению «знатоков» во главе с графом де Ньеверкерком портрет флорентийского философа, сопровождаемый ядовитыми насмешками публики и всей европейской прессы, был перенесен из Лувра в Музей декоративного искусства, где и поставлен рядом с другими знаменитыми подделками.
И все же спор продолжался. Спор между теми, кому действительно дорого искусство, и беззастенчивыми спекулянтами подлинными и фальшивыми духовными ценностями. Этот спор не закончен и по сей день.
История о скифском царе и одесском ювелире
В один из обычных зимних дней 1896 года, когда над австрийской столицей хмурилось низкое февральское небо, к перрону Северного вокзала подошел поезд. Среди его пассажиров находился невысокий человек с реденькой бородкой. Он бережно прижимал к себе саквояж, какие в те времена носили врачи или коммивояжеры.
В ближайшей второразрядной гостинице, куда его доставил извозчик, он потребовал недорогой номер. В книге для приезжающих появилась очередная запись: «Г-н Ш. Гохман. Негоциант из Очакова. Россия». Рыхлый, апатичный хозяин гостиницы, равнодушно скользнув взглядом по невзрачной фигуре постояльца, протянул ему ключ. Конечно, это имя ему ничего не говорило. Но в Очакове «негоцианта» знали все: уже не один год Шепсель Гохман в компании со своим братом торговал и перепродавал все, что сулило хоть какую-нибудь прибыль, - от «колониальных товаров» до старинных украшений.
Через несколько минут, едва успев помыться с дороги и переменить манишку, Гохман вышел из гостиницы и подозвал пролетку. На коленях покоился все тот же рыжеватый саквояж.
А еще через полчаса очаковский купец сидел в роскошном кабинете директоров венского Императорского музея Бруно Бухера и Гуго Лейшнинга. Из саквояжа сначала были извлечены золотые кольца, фибулы, скреплявшие одеяния на плечах древних греков, ожерелье и серьги чудесной работы. Наконец, на свет появился какой-то предмет, завернутый в шерстяные тряпки.
- Вот Тиара скифского царя Сайтоферна, - торжествующе заявил Гохман, наслаждаясь изумлением ошеломленных директоров.
И действительно, было чему удивляться. На столе, излучая мягкое, матовое сияние чистого золота, стояла древняя чеканная тиара изумительной работы и превосходной сохранности. Только в одном месте виднелась небольшая вмятина, словно от удара меча, но украшения вокруг нее почти не были повреждены.
Тиара представляла собой куполообразный парадный шлем, разделенный на несколько горизонтальных поясов, чаще всего орнаментальных. Но главное место занимала широкая полоса с изображениями сцен из гомеровских «Илиады» и «Одиссеи»: Брисеида прощается с Ахиллесом, Ахиллес сжигает труп убитого друга - Патрокла, а боги ветров раздувают пламя костра; Одиссей уводит коней Реза, жертвоприношение Агамемнона. Красивой чеканкой был покрыт и нижний, второй по ширине фриз: скифский царь охотится на фантастического крылатого зверя, в то время как его коронует лавровым венком Нике - богиня Победы. По сторонам пасутся козы и овцы, лошади и быки, виднеются фигуры скифских воинов. А между этими фризами по кругу шла древнегреческая надпись, гласящая о том, что эту тиару преподносят в дар Сайтоферну жители города Ольвия.
Ольвия! Еще в VI веке до н. э. греки из Милета основали в устье Буга, в 30 километрах от нынешнего Очакова город, названный ими Ольвией. Почти тысячу лет Ольвия славилась как одна из крупнейших и культурнейших греческих колоний в Северном Причерноморье, пока в середине III века н. э. не была разорена и разрушена ордами готов. Время, ветры и пески довершили дело варваров: вскоре лишь немые курганы в степи да руины крепостных стен напоминали о давно прошедших временах.
