Подборка стихов А. Ханжина с предисловием А. Сомова - [10]

Границы возможного — стенокардия,

чернильное небо — по точке в зрачки,

коричнево-серою Волгой бродили

и бредили, видели, знали почти,

почти расстегнулось смущённое утро,

ты будешь гадать на симфонии чувств

и станешь носить мою старую куртку,

когда я однажды к тебе не вернусь.

***

Жёсткими, но лёгкими подошвами

бабочек давить на красном гравии,

дым цедить, желать всего хорошего,

белые, начитанные, арии,

злые, обречённые, судимые,

крылья под ногами, смерть считается

первой из всего необходимого,

чем живые люди утешаются.

Жёсткие, но лёгкие, проклятые,

в шрамах кожа куртки, несмирение,

пятнами бульвар, цветными пятнами,

бабочек убитых поколение.

***

И Маргарита говорила

"…с ума от горя и невзгод",

во сне ему шептала "милый",

а утром ела бутерброд,

духи для мужа подбирала,

в такси шутила, не ждала

ни вдохновенья, ни финала,

пила реланиум, жила.

Ему во сне шептала "знаю,

ты ждёшь, и равен году час",

ложилась спать как прежде с краю,

тушила свет, включала газ,

не для того, чтоб задохнуться,

чтоб где-нибудь огонь горел,

и проливала кофе в блюдце,

и вместе с мужем мир старел,

и проходила боль, и правда -

с ума от горя и невзгод,

день жизни чем-то был оправдан,

жила и ела бутерброд.

***

Вырывалось и билось, держало

в напряжении, сердце насквозь,

то ли счастья безумного жало,

то ли грусти бессильная злость.

И не верю, не жду, не ревную,

просто бесятся змеи в глазах,

ночь лежит и рассеяно курит

пережжёные травы. Роса

погасила её сигарету,

всё спокойно, лишь мечется свет

от окна до полоски рассвета,

ни позора, ни подвига нет,

вырывается только и бъётся,

но не в силах сорваться, кричит,

а ответом лишь плесень колодца

и убитая мышь. Научи,

научи меня быть осторожным,

научи меня жить на игле,

на ноже, на развилке дорожной,

научи веселиться в петле.

***

Всё мимо, мимо — на вокзале

все ждут, никто здесь не живёт,

и запредельная нормальность

как белый снег, как скользкий лёд,

как банка пива после смены,

как телевизор перед сном…

Транзит поехавшей вселенной,

казённый, мёртвый, русский дом,

где искры разума как гниды

без крови щёлкают в ногтях,

и безбилетных водят гиды

под автоматом по путям.

И я, плацкарт, посмел влюбиться

в плевок рябины под окном,

средь харь посмел увидеть лица

не изувеченные сном,

живые лица ненормальных,

по шпалам что, в мазуте фраз

ползли и страшно целовали

отставших от народных масс.

***

Раздетая. Любовь моя — скелет

покрытый бижутерией и кожей,

раздетая, к лицу свинцовый цвет

и неба нет, и солнца нож сапожный

мелькнул убийцей в прорези домов,

раздетая, стеснительность подростка,

врубившего драм-басс колоколов

на Покровах у винного киоска.

Раздетая! Прайм-тайм, закат, проспект,

Останкинская (стоя на коленях)

капиталисту делает минет,

и ласково поёт ему по-фене

о благородстве смирного житья,

о родине, народе-богоносце,

и в переводе с местного ''нештяк'' -

на зоне Ходорковскому. И сосны

давно уже не лес — лесоповал,

раздетая, любовь моя — столица,

святых татуировок синева

и страшная зависимость молиться

на бампер мерседеса. Взлёт пошёл,

в окно квартиры пялится Гагарин,

раздетая, тебе с ним хорошо

как всякой кровожадно желчной твари.

Судьба моя ''лист дела 27'',

стихи мои в руках психиатрии…

Раздетая, не сплю с тобой, не ем,

футбол смотрю, привязан, обезжирен.

Раздетая, с тобой — на край земли

(что в двух шагах, у ямы за бараком)

кирять с блядями тушинских ''малин''

и Спасскую по пьяни ставить раком,

раздетая, любовь моя — вдова,

до запятых порезавшая мужа,

лежать с тобой в гробу и целовать

до слёз любимый тихий русский ужас.

***

Сумасшедший с невинным лицом,

бескорыстная страшная ясность,

друг мой, бразэ, амиго, кацо,

непорочное чистое мясо -

отражение… Я не смотрю

на тебя, когда счастлив и весел.

Ты свободен, беспомощный друг,

ты правдив и меня это бесит.

Я плевал в тебя, бил кулаком,

мазал кровью, кричал, корчил рожи,

это ложь, я с тобой не знаком,

это кто-то ужасно похожий,

у меня были руки, а ты

навязал мне дактилоскопию,

уголовного дела листы…

Я клянусь, у меня было имя!

Новогодняя хвоя, билет

на ''индейцев'' за десять копеек…

Погляди на меня! Твоё ''нет''

это просто исправленный ценник,

я бесплатен, просрочен, облит,

отражение, сколько тебе там?

Лет одиннадцать где-то на вид,

это бред, провокация, это

раздвоение, ересь, змея,

я не мог быть таким невозможно

искажённым… Нет, это не я,

это ложь, это кто-то похожий.

***

Положите меня за оградой,

под скамейку поставьте стакан,

чтобы яблоня дикая рядом,

чтобы ветер свистел… и тоска

на душе завывала по-русски,

чтоб желтели вдали фонари,

отхохочут пускай трясогузки,

отревут, чёрт возьми, глухари,

пусть старухи, пьянчуги, собаки

и от семечек пусть шелуха,

подмосковные чахлые маки,

обмелевшая чтобы река,

водомерки и зелень осоки…

на Руси есть такие места -

у просёлочной пыльной дороги

положите меня без креста.

***

Такие дни — проходят небеса

сквозь неподвижность каменных строений,

туманы, завтра осень, два часа…

Нам — липких паутин и сновидений,

предчувствия восторженной зимы,

овчина и горячая мадера

и будем живы, будем живы мы

хотя бы верой!

***

Идти своим путём… один на свете,

в архитектуре выкормленных тел,

смеяться — как над всем смеются дети,

не верить, что движенью есть предел,

идти своим… забив на осторожность,

рассыпав стих, разлив немую грусть…