Подарок для Александры - [37]

– А тебе это удавалось? – Он натянул на себя одеяло и выключил свет, прежде чем демонстративно повернуться к ней спиной.

Очевидно, он считал, что разговор окончен, а тема исчерпана.

Она нервно заерзала на кровати. Спать в его крепких и надежных объятиях уже вошло в ее привычку. Сейчас же необъятная площадь огромной постели отделяла их тела друг от друга. Слезы подступали к глазам.

Она не рвалась вернуться в модельный бизнес. Она работала манекенщицей, чтобы содержать свою семью. Теперь же просто бросила ему вызов, потому что он не любил ее.

Но приглашение к дуэли принято не было. Внезапно тепло окутало все ее тело, и жаркие руки Димитрия нежно сомкнули вокруг нее свои объятия.

– Не плачь, дорогая моя. Я полный идиот. Хочешь продолжать работать – на здоровье. Я не буду мешать тебе.

Она улыбнулась сквозь слезы.

– Иногда я слишком заносчив и самолюбив. Я проклинал и ненавидел те часы, которые твоя работа отнимала у нас. Но мне не стоит быть таким эгоистичным. Если для полного счастья тебе не хватает профессии, то я не буду стоять на твоем пути.

Неужели он так переживал их частые разлуки?

– Тебя никогда не смутила бы перспектива жениться на манекенщице?

– Что в этом позорного? Мне никогда не было стыдно за столь блестящую любовницу.

– Это совсем другое дело. Этим утверждением ты только подтверждаешь мои опасения.

– Я слишком много говорю, о чем впоследствии приходится жалеть, – с досадой в голосе произнес Димитрий.

– Маме бы это не понравилось.

– С твоей мамой мы всегда сможем договориться. Я стал для нее самим Господом Богом, когда вернул столь дорогое ее сердцу поместье.

Остатки горьких слез на глазах Александры превратились в слезы отчаянной радости и ликования.

– Ты правда поможешь мне вновь стать Ксандрой Фочен?

– Нет. Ни в коем случае, – губы его плотно сжались. – Ты по-прежнему можешь быть манекенщицей, но работать будешь под своим теперешним именем. Разве ты сможешь вычеркнуть меня из своей жизни?

Это самоуверенное заявление должно было вывести ее из себя, но возымело совершенно противоположное воздействие. Ее сердце пело от радости. Он был готов всячески поддерживать ее решение вернуться к работе. И не только. Он не хотел, чтобы ее профессиональные пристрастия отделяли их друг от друга.

Он не любил ее, но относился к ней с достаточным уважением.

– Не хочу я быть манекенщицей, – призналась она.

– Что? – изумленно переспросил он.

– Я не хочу работать. Я хочу сидеть дома с ребенком.

– О чем мы, черт побери, тогда разговариваем битых полчаса? – от его крика у нее чуть не лопнули барабанные перепонки.

– Не смей повышать на меня голос!

– Зачем же ты тогда затеяла весь этот разговор? – Зубы его зло заскрежетали, а из глаз едва не сыпались искры негодования.

– Я должна была знать.

– Что ты должна была знать?

– Как ты относился к той женщине, которой я когда-то была… которая от тебя забеременела. Когда ты сделал мне официальное предложение руки и сердца, я уже была для тебя Александрой Дюпре.

– Как женщина от смены имен ты ничего не потеряла. И я об этом уже не раз говорил.

– Ксандру Фочен ты просто вышвырнул из дома.

– Ты подумала, что, если вернешься на подиум и снова возьмешь ее имя, я смогу выгнать тебя опять? – бешеная ярость пронизывала каждый произнесенный им слог.

– Нет. Конечно, нет. – Теперь все казалось таким сложным и запутанным. С тех пор как она узнала о его втором обещании, каждая приходящая в голову мысль не казалась ей простой. – Я не знаю.

Димитрий в изнеможении опустил голову на подушку и прикрыл руками глаза.

– Ты никогда не сможешь этого забыть. Так ведь?

– Чего именно? – с тревогой в голосе уточнила она.

– Моей глупости. Ты никогда не сможешь снова поверить мне, а это значит, что не сможешь любить меня так, как когда-то любила.

– Любовь для тебя – пустое, ничего не значащее слово, – напомнила ему Александра.

Он отвел руки от лица, и Александра вздрогнула: оно было унылым и безрадостным.

– Тебе не может быть известно, что именно значит для меня любовь.

– Почему ты скрыл от меня свое второе, данное деду обещание? – прошептала Александра. Она не собиралась задавать этот вопрос, слова сами слетели с губ.

Он резко приподнялся на кровати.

– И ты решила позлить меня в отместку, сказав, что хочешь снова вернуться к профессии, которую всегда любила больше, чем меня?

– Я никогда не ставила свою работу выше тебя.

– Так ли это? «Я не смогу с тобой поехать, у меня фотопробы… Я уезжаю на неделю на съемки рекламы. Мы не сможем заняться любовью, мне нужно хорошенько выспаться, чтобы не выглядеть завтра утром ведьмой…» – не без сарказма повторил он все те оправдания, которые ему приходилось выслушивать в свое время от Александры. – Регулярность нашей половой жизни и то диктовалась твоей профессиональной занятостью.

– Я была вынуждена работать, и теперь ты знаешь, почему.

– Тогда мне было это неизвестно, и ты предпочитала оставлять меня в неведении.

– Я не могла открыть тебе всего.

– А почему? Что за особые причины заставляли тебя так долго скрывать от меня твое истинное лицо?

– Потому что…

– Я сам скажу тебе, почему. Потому что ты мне не доверяла. Ты давала мне право пользоваться своим телом, но никогда не открывала душу. Твое сердце было заперто на засов. – В его речи слышался сильный греческий акцент.