«Говорят, что у лебедей существует закон:
Умирает лебедушка – умирает и он.
Крылья сложит и камнем, с голубой высоты.
Знаю, не испугался-бы поступить так и ты».
(автор неизвестен)
Пролог
“Наша жизнь состоит из комедий, трагедий, романов, поэзий, и бесконечной прозы, а заканчивается у всех одинаково – литургией”
Валентина AD
Люди – не лебеди. В моем случае последняя строчка звучит так: «Знаю, что испугался, поступить так ты». Она звучит не так страшно, как все есть на самом деле. Больно и обидно до глубины души, но о лебединой верности речи и быть не может.
Судьбе было угодно, чтобы в тридцать лет, я закончила свой путь на этой планете. Я не в обиде на нее, более того – я не боюсь смерти. Мне становится страшно за мою жизнь.
У некоторых в тридцать, да что там в сорок или даже в пятьдесят, все только начинается, а у меня – финиш. Возможно поэтому, я недовольна всем тем, что уже прожила. Возможно, если бы у меня был шанс узнать – что будет дальше, в конечном итоге я поняла бы всю ценность прожитого и всецело насладилась настоящим, возможно… но не реально.
О таких как я говорят – «Сгорела за год», а вместе с тем: сгорело мое настоящее, медленно тлело прошлое, и моментально испепелилось будущее.
… – Сашка, ты точно не возражаешь? Мне важно это знать.
Федор упорно настаивал на ответе, а мне с каждой минутой все тяжелее было дышать.
- Точно. Будьте счастливы. – Собравшись с силами я, глядя в некогда любимые серые глаза, добавила – Федь, оставь меня, пожалуйста.
- Саш, мы с… Нам… Мне не хотелось-бы, что бы ты нас проклинала… Мне точно нужно знать, что ты не против, а то ведь мы… мы, никогда не сможем спокойно жить.
Как много слов. А сколько надежды и мольбы во взгляде. Мой муж все никак не может от меня отстать, он печется о своем безоблачном будущем, о чистой совести и жаждет прощения, а я? Как же мои чувства, желания, переживания? Кто позаботился о моей спокойной жизни? Куда же девались «МЫ» и наша спокойная жизнь?
Мне многое хотелось ему сказать и достойно ответить, но не было ни сил ни желания, может быть, последние секунды своей жизни, тратить на этого… я не знаю, кем он есть после всего.
В самых жутких и страшных кошмарах я не чувствовала себя так безнадежно и беспомощно, как сейчас. Мою нынешнюю боль можно сравнить только с тем моментом, когда на пороге моей квартиры оказался участковый и с прискорбием сообщил, что родители погибли в автокатастрофе. Отчаяние, которое наполнило мою душу сейчас, сопоставимо с тем, которое я испытывала каждый раз, когда мой гинеколог сообщал об очередном выкидыше. Боли, отчаяния и пустоты, в моей жизни было не мало, вот только мне никогда не было так больно и одиноко, как сейчас.
Раньше все невзгоды мне помогал пережить любимый человек. Все плохое, как и хорошее, в моей прежней жизни делилось надвое и постепенно растворялось в любви и заботе, ласке и внимании любимого мужа. Он поддерживал и утешал, заставлял верить в лучшее и надеяться на светлое будущее, а сейчас?.. Что у меня осталось сейчас?
Огромное желание остаться наедине со своими мыслями заставило меня коротко и ясно произнести то, чего так вожделенно ждал пока еще – мой муж.
- Я вас благословляю, – четко проговорив каждое слово, я демонстративно отвернулась к стене.
– Спасибо, родная, ты у меня самая лучшая.
Слова Федора были пропитаны облегчением и некой благодарностью, но почему-то от второй половины сказанного мне стало тошно. Как можно одновременно быть заботливым мужем и самой законченной свольчью-эгоистом?
Я почувствовала, как его рука на секунду коснулась моей головы, затем последовали удаляющиеся шаги и глухой стук двери. Видимо, полностью удовлетворенный моим ответом супруг, решили удалиться. Оставив, наконец, меня в покое.
В полной тишине скромной одноместной палаты, я полностью предалась воспоминаниям о моей жизни – «до», ведь «после» не будет, и нет смысла заглядывать даже мысленно в будущее. Прошлое у меня не отнимет даже смерть; это то, что остается со мной до конца; это то, чем я обладаю всецело и навсегда.
Прошлое…
Часть первая Прошлое
… – Шуруп, а ты пойдешь завтра на пляж, или с книгами просидишь, как обычно?
На меня умоляюще смотрела Тома, девчонка с ровными средней длины волосами цвета соломы, яркими веснушками и глазами слабо заваренного черного чая. Моя одноклассница, а по совместительству – лучшая подруга.
Шуруп – это я. Уменьшительно ласкательное от Александра. Мое прекрасное имя долго склоняли, прежде чем остановились на этом варианте, который на протяжении нескольких лет уверенно держит свои позиции.
- Том, я еще не знаю, – проблеяла я.
- Ты никогда не знаешь. – Тома кинула свой испепеляющий взгляд на смирно стоящий у окна письменный стол, с лежащей на нем горой книг. – Они никуда не денутся!
- А пляж – может деться?
- Да, он тоже никуда не денется, но ведь так нельзя! Тебе только семнадцать, а ты ведешь себя как взрослая тетка-заучка. Тебе ничего не интересно. Тебя с трудом можно вытащить вечером во двор, не говоря уже о дискотеке какой. Ты до сих пор нецелованная! О чем еще можно говорить?!
Подруга произнесла это «нецелованная» – как самое ужасное из всего, что только могло со мной случиться. Для Томки, которая с тринадцати лет каждые выходные меняла парня, это, возможно, и был самый настоящий кошмар, но не для меня. (К тому же я все-таки – «целованная», но об этом потом).
