Под знаком Льва - [8]
Шрифт
Интервал
вялость мыслей и чахлость душ.
Обветшалая злободневность
вечных истин в устах у вас
осыпается, выставляя
сытобрюшие напоказ.
В академии ли, на рынке,
я узнаю вас и во тьме,
ибо все вы одно таите
за душою и на уме.
Ограниченные порядком,
до чего же вы хороши,
о владетельные мещане
и сановные торгаши!
Вы чураетесь всех извилин
(не случился бы перегиб!),
ибо мутная мозговитость
признает лишь стереотип.
Монополией «совершенства»
завладели вы. Ладно. Но
только то для вас и красиво,
что шаблоном освящено.
Посылка
Процветайте себе, мещане,
и дворяне, и торгаши!
Я желаю дороги торной
вам, ей-богу, от всей души.
Но и нас оставьте в покое,
не мешайте болезным нам
бесполезно к вершине света
вновь карабкаться по камням.
Мы бредем в несусветный город
по извивам крутой тропы,
и плевали мы на насмешки
улюлюкающей толпы!
Баллада о странствующем трувере
С моей гитарой, как дозорный,
брожу я полночью дремучей
и рассыпаю, словно зерна,
в ночи певучие созвучья.
С моей гитарой утром рано
бреду окольною дорогой,
когда не дремлет лишь охрана
наймитов Критики убогой.
Бреду себе в тени акаций
я, сумасбродный и бедовый,
минуя заросли абстракций
и метафизики бредовой.
Играю людям, травам, ивам,
пою не избранным, а многим,
играю скорбным и счастливым,
пернатым и четвероногим.
Бреду, оставив за спиною
сады, угодья и подворья,
туда, где стынет под луною
гранит пустынного нагорья.
Там слепнут скрипки и валторны,
но слышен глас гитары зрячей,
и месяц пляшет так задорно,
ни дать ни взять — хуглар[13] бродячий.
Пусть ты освистана толпою,
не спорь, мелодия, с глухими:
ты рождена моей судьбою,
а не премудростью алхимий.
Плевать нам, песня, в самом деле
на то, кому кладут поклоны
горбатые Полишинели
и толстобрюхи Панталоне.
До этого нам нету дела:
пой, лира, под рукой Орфея,
свивай рулады, Филомела,
порхай, воздушная Психея,
а я, играя на гитаре,
бреду, ни перед кем не горбясь,
покуда пляшет мир в угаре
и вертится безумный глобус!
Баллада о хугларе, трувере и менестреле
Хуглар бродячий, менестрель
с душой как певчая свирель!
Ты на раскрестьях
всех дорог
оставил след…
Ты зяб и мок,
но все же брел ты, наг и нищ,
минуя сытость
городищ.
Дорог владетельный сеньор,
веселый пахарь тишины!
Твой горизонт
и кругозор
привязанностей лишены.
Пэр пустоши,
пустыни гранд, —
когда придешь ты в Самарканд,
когда копытами
коней —
Мазепа! — истолчешь
судьбу
и на галере, Галилей,
возденешь в небеса трубу,
как будто новую свирель,
хуглар бродячий, менестрель!
Трувер, бродяга, трубадур,
смотри двора не обрети!
Не зря тебя нарек авгур[14] скитальцем
Млечного Пути.
Сменив оседлость
на седло,
в Офир[15] загадочный
скачи
и погружай свое весло
в лучи Антареса[16] в ночи.
Узри в абсурде
глубину,
гони благоразумье прочь,
в погоне настигая ночь
длиною
в тысяча одну.
Хуглар бродячий, менестрель
с душой как певчая свирель…
Шагай пешком, не чуя ног,
и знай: в грядущем, озорник,
твой след, пролегший поперек
всех троп, тропинок и дорог,
поставит критику в тупик.
Твоя судьба — не конфитюр,
но и характер — не желе.
Так вверься ветру авантюр,
доверься небу и скале,
над пропастью
давай и впредь —
канатоходь, бреди и бредь!
Броди, бродящий сок! В азарт
войди, войди, бродячий бард!
Познай себя в своей судьбе,
и завтра скажут о тебе:
«Хуглар, трувер и менестрель
с душой как певчая свирель, —
он на раскрестьях
всех дорог
оставил след…
Он зяб и мок,
но все же брел он, наг и нищ,
минуя сытость
городищ…»
Грустная баллада-псалмодия в духе покаяния
После буйства алкоголя,
после изобилья хмеля
всякий раз
скорбь, над ухом колоколя,
вместо прежнего веселья,
входит в нас.
Дух забулькавшей бутыли
говорил мне: «Остров Туле[17]
будет ваш!»
С Туле вновь меня надули!
Мне, бутыли, опостылел
ваш витраж!
Я, поверя в парус хмеля,
не заботился о киле,
ну и вот,
киль мой напрочь съели мели
и, от цели в целой миле,
я — банкрот!
Уж не эти паруса ли
вдохновение сулили
во хмелю?
д подсунули сусали
вместо золота мне… Или
я юлю?
Мне сирены хмеля пели:
«Чтоб создать шедевр на деле,
нужен ром.
Гениален ты, доколе
ценишь дружбу алкоголя
ты с пером».
Свет сошелся клином, что ли,
на коварном алкоголе?
Ну, едва ль.
убираю парус хмеля,
ибо этот пустомеля
лгун и враль.
Струны на моей виоле!
Алкогольной канифоли
вам не знать!
Не по воле алкоголя
выхожу один я в поле
воевать.
Во хмелю я так едва ли
вам сыграю
на свирели.
Будьте трезвыми, рояли,
рифмы, мысли,
акварели
У меня!
Хватит хмеля вам
в бемоле,
в птичьей трели
и в глаголе,
в баркароле
в роще, в поле,
в свете дня!
Мораль
В ореоле алкоголя
кажется изящней, что ли,
всякая строка.
Но по истеченье хмеля
в ней видны сучки и щели,
и берет тоска.
Что ж, тоска надежней хмеля:
раз тоскуешь, значит, к цели
близок ты вполне,
ибо — вот вам суть морали —
больше истины в печали,
нежели в вине.
Баллада о море, которого я никогда не видел, написанная разноразмерными строками
Не видели еще ни разу моря
мои глаза —
два марсовых, буравящих пространство,
два светляка, блуждающих в ночи,
в излучинах космических пучин,
стальные очи викинга:
в их взгляде
клубится ужас обморочной пади, —
мои глаза,
питомцы вечных странствий
в пространстве звезд,
в лазоревом просторе,
не видели еще ни разу моря.
Его лучистая, излучистая зыбь
мою мечту ни разу не качала.
Призывный плач сирен не слышал я…
Вся в ртутных высверках,
морская чешуя