Под знаком Льва - [6]

Где след балагурства в былом бедокуре?

Не в этой ли трубке, которую курит

всегда одинаково

наш Легрис, блуждая в мечтах, навигатор,

от полюса к полюсу через экватор

без компаса всякого?

Обычная трубка… Ну что в ней такого?

Пожалуй, лишь то, что самим Альдекоа

когда-то подарена…

Но эту обычную трубку прогрызли

великого Легриса зубы и мысли,

вот так-то, сударыня!

Вилья-де-ла-Канделариа

Что за

пустопроза

повсевечерья пошлого

и нынешнего

и прошлого!

Глупое многоголосье,

курносье и остроносье.

Прогуливаться

не проще ли

не по одной площади?

Бредкостное толстосумье.

Занудоутрени и объедни.

Всеобщинное скудоумье.

Нехитросплетенья сплетни.

Пережеванные перживания

по поводу биржеванья.

Гомо сапиенс,

ты, по слухам,

начал мыслить

набитым брюхом!

Фацеция [9] ("Серая сталь...")

Серая сталь

реки.

Серо-стальное

взгорье.

Серый москит

тоски.

Небо —

серое море.

Серая пыль

кругом.

Серо в душе

и сиро.

Жизнь —

монотонный том.

Сиро вокруг

и сыро.

Вот бы вздохнуть

душе

воздухом

мирозданья!

Серая сень

клише —

плахою мне

и данью.

В тайну

(о ней —

молчок!)

серый проник

зрачок.

Только

не дрейфь,

де Грейфф!

Серо пусть все

и сизо,

но голубеет нерв

Легриса —

серогрыза!

Железнодорожная фацеция

В тропики божьи

инженебог

вводит дорожье

железнодрог.

Пар подле пальмы?

Переполох!

Слышите, парни?

Взяли врасплох!

Велено свыше?

Ну, погоди же,

партарантас!

От наважденья

срельсосхожденье

вылечит вас!

Философизмы ("Обычный день. Сонливость солнца. Небо...")

Обычный день. Сонливость солнца. Небо

осоловело от лощеной сини.

Дома молчат. В очах у горизонта —

тоска пустыни.

Обычный день. Вполне обыкновенный.

Печаль, ты не остра, а бесконечна.

Такая жизнь. И сознавать, что это —

навек. Навечно!

Недвижный горизонт. И тяжесть солнца.

Минута — вроде затяжной болезни.

Такая жизнь. Обычная. Уснуть бы

в бесплотной бездне!

Соответствия ("Воскресный день так солнечен и синь...")

Воскресный день так солнечен и синь,

а каждый луч — как будто желтый шмель.

Мой тамбурин, под солнцем не остынь,

забудь про лень, певучая свирель!

Что за колдун, какой, скажите, маг

со звуком цвет смешать умело смог?

Запевший дрозд, и полыхнувший мак,

и лилии звенящий погремок…

Попробуй-ка так струны сам настрой!

Соцветия стрекоз. Гвоздичный рой.

Цветы поют, а попугая хвост

цветет, как даже лугу не зацвесть,—

как будто чья-то кисть на летний холст

на радость мне кладет благую весть.

Соответствия ("Пьяная песня! Песня угара!..")

Пьяная песня! Песня угара!

Песня, в которой стопы и тропы

с выпитой стопкой ярость галопа

приобретают в сумраке бара!

Пьяная пляска калейдоскопа!

Черные кони, отсвет пожара!

Фавны и нимфы, поступь циклопа,

пьяные слезы, пьяная свара,

пьяная песня! Песня угара!

Тога величья, маска кошмара,

скорбь интеллекта, смех остолопа,

вещая сладость горького взвара,

лунная роща, топот галопа!

Пьяная пляска калейдоскопа!

Фавны и нимфы, поступь циклопа!

Черные кони, отсвет пожара!

Скорбь интеллекта, смех остолопа,

тога величья, маска кошмара…

Пьяная песня! Песня угара!

Фацеция ("Я уверен: мужчина благородного роду...")

Я уверен: мужчина благородного роду

презирает всех женщин

и не любит природу.

Или их обожает.

Изощренность пороков

объявив благородством,

красотой он гордится,

а тем паче — уродством.

Или же не гордится.

Как вампиров, сосущих

кровь его озарений,

избегает он всяких

толп и столпотворений.

Или не избегает.

Бесноватой мечтою

мозг его изобилен.

Лишь единственный идол

у него — это филин.

Или вовсе не филин.

Он, которого душит

наше многоголосье,

должен жить одиноко,

как сосна на утесе.

Или как-то иначе.

А чтоб мысли питались

духом пищи здоровой,

пусть наденет венок он

непременно лавровый.

Или, скажем, терновый.

Пусть он в ночь устремляет

взор, исполненный веры,

в темноте прозревая

нарожденье химеры.

Пусть незримое людям

этот взор обоймет…

Все.

Аминь.

Так и будет.

Или, наоборот.

Леда, Лебедь и Пьеро

I

Трепетно липок

тополя лист.

Шелковых скрипок

шепот и свист.

Раннее лето.

Лунная стынь.

Лебедь и Леда

любят латынь.

Лапы аббатовы,

сколь виноваты вы!

И оттого

Хлое тревожно… Но

все ж невозможного

нет ничего.

II

Трепетно липок

тополя лист.

Шелковых скрипок

шепот и свист.

В парке роняет

ворон перо

и обнимает

Леду Пьеро.

Руки Пьеровы

столь бестолковы

просто беда.

Леде тревожно…

Все невозможно

и — навсегда.

Баллада о статичных сычах

Фрагмент

Посылка

Подобно слову золотому,

которое дороже злата,

сычи, для вас, мои собратья,

сия ужасная баллада.

* * *

Едва луна открылась взорам,

как филины вскричали хором.

Осоловелая луна

была бела, была полна,

плывя над нашим глупым садом.

И филины, усевшись рядом,

заговорили про одно,

и ведьмы заорали «Н-но!..»,

верхом на помело взобравшись,

и началось…

А сад был глуп, упрям и прям:

прямоугольны были клумбы,

прямы стволы, квадратны тумбы,

прямы аллеи. По краям,

как древних римлян легионы,

прямолинейные колонны.

Все было точно, безупречно,

равнотупо, равноконечно,

ригористично, риторично,

кругло, квадратно и конично,

геометрично равнолико,

безлично и равновелико:

одни и те же ароматы,

одни и те же тени.

Стандартны были, как солдаты,

и камни и растенья…

Все идентично и статично,

ригористично, риторично,

геометрично и безлично —

ну, ни одной извилины,

а в довершение сего

дурного шабаша всего —

одни и те же филины.

О, где мой сад видений экзотических,

извилин хаотически-панических,

нигилистических и невротических?