Под знаком кометы - [58]

В восточной Галиции русские соединения постоянной готовности стремительным маневром оттеснили австрийские войска от Львова в сторону Перемышля, расчищая дорогу к карпатским перевалам. А дальше была пустота, ибо венгерский гонвед, изнемогающий на фронте борьбы с экспедиционной армией генерала Плеве, морским корпусом князя-консорта, сербской армией и хорватским домобраном, ничем не мог помочь сражающимся в Галиции австрийским корпусам. Южный фронт, проходящий по линии Арад-Сегед-Байя-Мохач-Сигетвар-Барч, непосредственно угрожал Будапешту, а по Дунаю в русскую экспедиционную армию все прибывали и прибывали подкрепления и обозы со снабжением.

Еще в начале ноября, когда стало понятно, что дело с Венгрией не будет быстрым, в России открыли набор охотников (добровольцев) среди отставных офицеров, членов ополченческих дружин и нижних чинов запаса, отслуживших действительную службу. Так что напрасно кайзер Вильгельм удивлялся отсутствию мобилизации: бойцов, что сами приходили на вербовочные пункты, вполне хватало и на восполнение потерь, и на формирование новых ударных бригад. А все дело в том, что раз на войну пошел супруг императрицы, сражающийся со своим корпусом в первых рядах, то и прочим мужчинам Российской империи стыдно отсиживаться в тылу. И то еще приходилось отказывать обремененным хозяйством многодетным отцам, все душой рвущимся повоевать за погибающих братушек. «Сиди уже дома, – говорили таким на вербовочных пунктах, – вот твои детушки-братушки рядком сидят по лавкам: сложишь голову за веру, царя и отечество – а ну как не уложится матушка-императрица с делами до сева – что они потом у тебя есть будут?»

Судьба Австро-Венгерской империи уже предопределена, и окончательное решение ее вопроса – только дело времени. Русская императрица считает, что желательно уложиться до весеннего сева, но никто не удивится, если эта история затянется до лета. Более длительного сопротивления от остатков былой роскоши никто не ждет. Теперь самое главное – разделить все по-братски между тремя великими империями, чтобы потом сразу после этой войны не передраться снова из-за обглоданных костей.

25 декабря 1907 года, 16:45. Варшава, Бельведерский дворец, императорские апартаменты.

Присутствуют:

Императрица Всероссийская Ольга Александровна Романова;

Канцлер Российской империи Павел Павлович Одинцов;

Кайзер Вильгельм II Гогенцоллерн;

Статс-секретарь военно-морского ведомства адмирал Альфред фон Тирпиц;

Наследница британского престола (пока неофициально) Виктория Великобританская.

Встречу в верхах, совмещенную со скромным рождественским ужином «после первой звезды», открыла хозяйка саммита императрица Ольга, заговорив по-немецки. Этот язык среди собравшихся понимали все.

– Друзья мои, господа и отдельно взятая дама, – сказала она, – первым делом я хотела бы минутой молчания почтить память нашего общего друга Франца Фердинанда, которые хотел исполнить самые затаенные желания своих подданных, но недооценил риски, связанные с этим исполнением, и переоценил прочность своего государства. Да и мы хороши – не предотвратили самых рискованных ходов и не оказали поддержки в критический момент, которая помогла бы нашему другу избежать самого худшего. О чем и скорбим.

– Мы тоже скорбим по нашему другу Францу Фердинанду, – сказал кайзер Вильгельм, когда траурная минута истекла, – его смерть должна стать для нас уроком того, что можно, а чего нельзя делать монарху. Он хотел подготовить наилучшие стартовые позиции своим детям, но, как ты, Хельга, правильно сказала, переоценил прочность своего государства, за последние шестьдесят лет обветшавшего до крайности. За это время австрийские войска могли одерживать победы только над итальянцами, а это такая низкая лига, что дальше некуда. И с оказанной помощью тоже вопрос двоякий. По имеющимся у нас сведениям, судьба Франца Фердинанда была решена в тот час, когда он обратился за помощью к Петербургу и собирался просить о том же Берлин. Желание заговорщиков восстановить былое величие (как будто в его падении был виновен Франц Фердинанд) привело к обрушению остатков австро-венгерской государственности, и без того подточенной желанием народов пожить самостоятельной жизнью. Но это невозможно: наступающий двадцатый век – это век великих империй, и любой малый народ, выпавший из состава одной державы, будет сразу поглощен ее более удачливым конкурентом. Другого не дано.

– Павел Павлович, – сказала императрица, – а вы что скажете по поводу слов дядюшки Вилли, ведь, насколько я помню, история у вас там шла прямо противоположным путем?

– Как это ни странно, – ответил канцлер Одинцов, – Вильгельм Фридрихович абсолютно прав. Да, империи там у нас в прошлом распадались, но отколовшиеся от них части тут же становились участниками военно-политических блоков, лишающих их всяческого суверенитета. А в сердцевине таких блоков как раз находилась одна из империй: Французская, Британская, Российская или Североамериканская. И вообще, взглянешь непредвзятым взглядом на процесс – и не понимаешь, в чем дело. Освободившись с криками о свободе и независимости от одной империи, такая маленькая, но гордая нация сразу занимает подчиненное положение по отношению к другому глобальному игроку, гораздо более жестокому, безответственному и беспринципному. Так что империи в мире будущего есть, и только они там по-настоящему суверенны и самодостаточны, а все остальные, гм, образования государствами только называются, на самом деле являясь зависимыми полуколониями. Если такой отвалившийся от павшей Империи мелкий лимитроф то и дело просит у своего патрона денег в виде кредита, но лучше безвозмездно, военной защиты и привилегированных торговых отношений, и в благодарность за даденое все время лает на свою бывшую Метрополию, то какое же он тогда суверенное государство?