Под землей с фотоаппаратом. Рассказы спелеолога - [5]
Под этим залом на глубине 135 метров есть другой — еще больше. Только однажды, три года назад, в нем были люди.
Запомнилась мне еще одна пещера. Ее открыли накануне дня рождения Дублянского, и ребята решили "подарить" ее Виктору Николаевичу, назвав его именем.
Было хмурое туманное утро, когда мы отправились к ней. Накануне к вечеру поисковая группа закрепила там лестницу и разведала ближнюю часть пещеры.
Пологий край воронки плавно сбегал к узкому и длинному провалу. Я заглянул вниз. Шахта была двухэтажной — метрах в тридцати внизу ее перекрывала громадная пробка из скал и земли, на которой росла трава и даже торчало деревце; рядом чернела щель. Кто-то уже возился там, налаживая промежуточную страховку.
У ледяного колодца в пещере Большой Бузулук
Спуск был несложен. Правда, лестница не доходила до самого дна, и спускавшийся передо мной Колесников последние метры шел по стенке. Я предпочел слезть ему на плечи.
Включаю фонарик. Вокруг высокие запыленные скалы. Натеки потускнели и покрылись мертвенно-серым налетом; луч с трудом дотягивался до сводов, покрытых трещинами. Мы были в огромном обвальном зале, почти в четверть километра длиной, но размеры его скрадывались нагромождениями глыб. Чем дальше мы шли, тем выше уходили своды. Сначала где-то в углу, потом все ближе, все звонче застучала капель. Здесь, в глубине зала, натеки становились вычурнее и ярче, наконец, скалы раздвинулись — и мы вошли во дворец.
Если бы мрачную и торжественную музыку можно было выразить в камне, она, наверно, выглядела бы именно так. Плавными дугами взвивались к высокому потолку волнистые каменные драпировки, из тьмы и камня выступали мощные ступенчатые колонны и свисали с потолка белые, оранжевые, кремовые сталактиты. Мы расставили обрезки свечей в разных концах зала — он засиял мягким сиянием, как торжественный храм. И посредине, на высоком постаменте, сторожил все эти чудеса лукавый чертик, с огромной головой и кривым носом.
Пещеру Дублянского сторожит чертик
В стороне раздается протяжный, гулкий, звенящий удар. Потом второй, третий. Кто-то из ребят, подобрав обломок сталактита, постукивает им по длинным, складчатым, почти прозрачным занавесям. Постепенно звуки складываются в мелодию — дин-дон-дон-дон-дин-дин-дон-дон — "я не знаю, где встретиться…". Звуки несутся со всех сторон, заполняют зал, гремят и замирают где-то в вышине. Серой тенью вырывается летучая мышь, испуганная шумом и светом.
Из конца зала доносится другая мелодия. Залихватский фокстрот сменяется речью на каком-то восточном языке. Потом молчание, потрескивание и вдруг: "Увага, увага! Говорыть Кыив!"
На большом и плоском натеке, совсем как на круглом столе, лежит раскрытый чемоданчик. В нем светятся неоновые лампочки, поблескивают циферблаты. Геофизик Юра Баулин подкручивает ручки, сидя на другом натеке, похожем на подушку-пуфик.
— Ну и как?
— Что-то прощупывается.
— Полость?
— Вроде бы. Подожди, сейчас прослушаю на другой волне… Лишь бы электроника не села от влажности.
Снова звучит восточная речь.
— Стамбул, — бросает Юра.
Я уже знаю, что Юра при работе настраивается только на три станции — Стамбул, Бухарест и Киев, дающие три азимута. Таинственный чемоданчик — радиоприемник c точно направленной антенной. Он позволяет "просвечивать" из пещеры соседние пустоты, определяя их по усилению радиосигнала. Так можно найти пещеры, не имеющие связи с поверхностью, и определить направления водотоков, скрытых от человеческого глаза. Способ надежный, уже проверенный на пещерах, положение которых известно.
Почти весь день провел я здесь, перетаскивая штатив с аппаратом с места на место и отыскивая ракурсы поинтереснее. Сверху приходили все новые и новые люди посмотреть пещеру. Я воспользовался этим, и когда от сырости перестала работать вспышка, москвичи подняли ее наверх и подсушили на солнце, а симферопольцы принесли обратно.
Часа в четыре, проголодавшись, решил выходить. На пути к выходу меня то и дело ослепляли фонарики идущих навстречу харьковчан — осматривать пещеру они ринулись всей группой. Их энтузиазм был похвален, но то, что они не оставили никого на страховке, было совсем не простительно.
Кое-как я зацепился за первую ступеньку. Лестница, дернувшись, смахнула с уступа несколько килограммов земли и камней; минут пять, вжав голову в плечи, я ждал новой порции, потом осторожно полез вверх. Первый участок пути — до земляной пробки — пришлось идти вообще без страховки, но лестница здесь лежала на скале, и я чувствовал себя уверенно. Последующие двадцать восемь метров — на самостраховке; занятие унылое, хотя и полезное. Делается это так: преодолев несколько ступенек лестницы, садишься на очередную верхом и закрепляешься карабином на самой верхней, до которой можно дотянуться. Подъем на метр — снова перестегиваешься.
И вот, наконец, трава и низкое, бьющее в лицо солнце.
Часа через два первый харьковчанин вылез на земляную пробку, и я предложил ему посидеть там и организовать промежуточную страховку. А поскольку он замерз, я сбросил вниз охапку хвороста и спички. Я сидел у своего костра, он у своего, мы мирно беседовали, когда из пещеры, чихая и кашляя, выбрался человек и с кулаками набросился на моего собеседника.
