Под землей с фотоаппаратом. Рассказы спелеолога - [4]
Иногда приходится пробираться сквозь каменные заросли
Постепенно я перезнакомился со всеми обитателями палаточного лагеря, чем-то напоминавшего запорожский курень, а чем-то военное училище. Свердловчане славились огромными, клепанными из жести, шлемами; ребята из Харькова восполняли неопытность энтузиазмом и неутомимостью; опыта же, бесспорно, больше всего было у симферопольцев, севастополыдев, ялтинцев. Пещеры они чуть пренебрежительно называли "дырами" и редко говорили "сталактиты" и "сталагмиты", употребляя суховатое слово "натёки". Но, разговорившись, они так образно описывали эти самые натеки, так вдохновенно вспоминали грозную красоту подземелий, что казалось, будто вот-вот они начнут говорить стихами.
Каждый день в "пещерном университете" на Караби шли занятия. Техника штурма карстовых полостей, методы археологического обследования пещер, поиск, топосъемка… Здесь не ставились оценки и не велись классные журналы, но отстающих не было.
В теплое солнечное утро наша поисковая группа пошла на северо-западные склоны Яйлы.
Здесь были вездесущие школьники-симферопольцы, инструктор Вадим Душевский и только вчера пришедшая в лагерь москвичка, худенькая женщина лет сорока в великолепном мотоциклетном шлеме — предмете зависти всех окружающих.
Блуждая по зарослям терновника и держидерева, мы только к полудню нашли первую пещеру. Это был горизонтальный грот в верхней части обрыва; просто навес, под которым в непогоду пастухи укрывают скот, и земля в нем была усыпана толстым слоем овечьего помета. В глубине над самой землей виднелась узкая щель. Искать тут было нечего, мы набросали план грота и уселись в тени у края обрыва. Но москвичка не стала отдыхать — она присматривалась к чему-то в глубине, потом притащила кусок доски, встала на колени и быстро-быстро начала выгребать землю из щели. Сначала ребята только смотрели и отпускали шуточки, но потом один, второй, третий включились в работу. Наконец, в щель хоть с трудом, но мог уже пролезть человек. Москвичка исчезла в глубине, и через секунду донесся торжествующий крик: "Здесь натеки!" Грот опустел в несколько секунд; ребята, как ящерицы, проскальзывали в щель. Я остался последним.
Щель была не шире двадцати сантиметров, земля казалась рыхлой. Стало страшно от мысли, что я могу застрять здесь. А если залезу внутрь и земля рухнет — все останемся в ловушке. Я понимал, что все это чепуха, что никакой опасности нет, и как ни низок выход, но он абсолютно надежен. Но в то же время на плечах почти физически ощущалась тяжесть, я чувствовал, как тысячи тонн камня давят мне на спину. Меня знобило, было отчаянно стыдно за свою трусость, стыдно перед товарищами, работавшими внутри. Я уже побывал не в одной пещере, спускался в шахты и не боялся. Чего бояться, когда ты идешь на надежной страховке? Не казались страшными и пещерные колодцы — их темнота маскировала глубину. Но эта щель…
Из-под земли высунулась чья-то голова, со щеками, измазанными глиной. Это был Вадим. Он сразу все понял.
— Трусишь? Плюнь! В первый раз всегда так бывает!
Я втиснулся внутрь, толкая перед собой сумку с аппаратом и вспышкой. Мысли переключились на то, как половчее пройти эту щель, и страх постепенно ушел от меня.
В такой пещере я еще не бывал. Высотой она была не больше метра, и двигаться приходилось ползком или на четвереньках. Дно было мокрое и грязное. Вдобавок тут жила лиса, и на ее "визитные карточки" мы натыкались то и дело.
Натеки были небогаты и некрасивы — грязно-коричневые приземистые столбики, ребристые занавеси. Я собрал в пробирку сидевших на стенках мух, сделал несколько снимков. Ребята кончали топосъемку, на планшете вырисовывалась довольно простая в плане пещера метров девяносто глубиной. Старательно огибая лисьи уборные, я пополз к выходу и почувствовал под коленкой что-то хрупкое.
В луче фонарика белел человеческий череп. Неподалеку лежал второй.
Через минуту в этом коридоре сбилась вся группа. Все ползали по полу, вглядываясь в покрывавшую его толстую корку кальцита и грязи. Кто-то нашел третий череп — детский. Ни один скелет не сохранился целиком — кости лежали порознь, наверно, когда-то их растащили звери, и были как бы утоплены в кальцит, его тонкая корка покрывала их, как глазурь. Двое взрослых, ребенок и обломки аккуратных, сделанных на гончарном круге сосудов из желтой глины.
Жить здесь людям было невозможно, в таком неуютном месте они могли только прятаться от врагов. В сосудах — они относились к средневековью — наверно, была вода и пища. Может быть, враги завалили вход? Или, разведя костер, удушили беглецов дымом! А может быть, эти люди сами предпочли смерть… Чему? Рабству?
Пещеры были непохожи одна на другую, у каждой — свое лицо.
Тишину пещер нарушает только звук падающих капель
Большой Бузулук — глубокий "карман" в плоскогорье — почти до самого конца освещен солнечным светом, его отблески играли на огромной ледяной колонне. Отвесные колодцы шахты Гвоздецкого, похожие на вставший дыбом коридор, были наполнены мрачной тишиной. Десять часов провел я там на маленьком уступе у сотого метра глубины, страхуя штурмовую группу; очень холодные десять часов. А зал Шахты Мира похож на светлый дворец, и во дворец этот нужно было лезть сбоку, из маленькой "часовенки" на стене.
