Под властью пугала - [103]
В тот вечер заключенные узнавали последние новости от надзирателей и даже от жандармов.
«Наша армия отбросила итальянцев от Дурреса. Побережье усеяно трупами итальянцев. Его высокое величество заявил, что наденет опинги и уйдет в горы. Не бывать итальянцу в наших горах!»
Тими вернулся в камеру со словами:
— Слыхали? Его высокое величество обул опинги.
— Бежал?
— Нет, будет сражаться в горах. Говорит, что не пустит итальянцев в горы.
— Дай бог!
— Да здравствует король!
— Дай бог ему здоровья!
Кто-то, войдя в камеру, угрюмо сообщил:
— Итальянцы захватили Дуррес.
— Да ты что?
— Наша армия разбита, король бежал!
— Куда? В горы?
— Нет, совсем сбежал. И министры тоже.
— Так я и знал, что он удерет.
— Да уж, на это он мастер! Как дело туго, так деру дает!
— Сукин сын!
— Итальянцы направляются к Тиране. Сегодня к вечеру будут здесь.
— Значит, все.
— Надо сказать надзирателям, пусть открывают!
— Начальника надо потребовать.
Заключенные сгрудились у двери.
— Эй, Алюш, давай открывай!
— Вы что, собираетесь нас итальянцам оставить?
— Разойтись по камерам!
— Селим, эй, Селим! Открой!
— Да не откроют они без приказа!
— Где начальник тюрьмы?
— Кто-то приехал! — крикнул заключенный, наблюдавший в окно за улицей.
Незнакомый офицер с группой жандармов прошел прямо в кабинет начальника тюрьмы.
— Кто это?
— Не разглядел.
— Разговаривает с начальником.
— Теперь нас освободят, это точно. Вон и надзирателя позвали.
Надзиратель вскоре вышел.
— Ну как, Алюш, привезли приказ?
— Тихо! Открывает!
Но надзиратель и не думал открывать.
— Позовите господина Хайдара Кочи, — приказал он.
— А кто его зовет?
— К начальнику!
— Хайдар Кочи! Где Хайдар Кочи? Его к начальнику!
Хайдар удивленно переглянулся с Хаки и адвокатом.
— Тебя к начальнику вызывают, — позвал кто-то от двери.
— Зачем?
Он не спеша поднялся и неторопливым шагом направился к выходу. Хаки, Лёни и адвокат молча пошли за ним следом, гадая, в чем дело.
Толпившиеся у двери расступились, пропуская Хайдара.
— Кто меня вызывает?
— Начальник.
— А зачем?
— Не знаю, господин Хайдар. Приказано привести.
— Господин Хайдар, скажи там начальнику, пусть открывают!
— Да, пускай нас выпустят отсюда!
Щелкнул замок, заскрежетала первая дверь. Хайдар оказался меж двух дверей.
— Отойдите, закрываю.
Надзиратель закрыл дверь и надел Хайдару наручники. Потом открыл вторую дверь, Хайдар вышел в коридор и остановился, ожидая, пока надзиратель закроет и ее.
Надзиратель пошел впереди и уже поднял было руку, чтобы постучаться в дверь кабинета, но дверь вдруг резко распахнулась. На мгновение растерявшись, Хайдар попятился к стене. Прямо на него шел офицер в расстегнутом мундире, сопровождаемый жандармами и вооруженными людьми в штатском.
Хайдар вскинул голову, в упор посмотрел на офицера и язвительно усмехнулся.
— Ничего, Хайдар Кочи, скоро перестанешь задирать нос, — зло выкрикнул офицер, кладя руку на кобуру револьвера.
— Подлецом был, подлецом ты и остался, Абаз Купи! Только и умеешь стрелять, что из-за угла да в связанного. Стреляй, трус!
Заключенные, затаив дыхание от удивления и любопытства, ждали, что будет дальше. В полнейшей тишине прогремели один за другим два выстрела, отозвавшиеся гулким эхом в пустых коридорах. И словно по сигналу, поднялся оглушительный шум: крики, ругань, топот.
Хайдар, заливаясь кровью, упал лицом вниз. Так смерть настигла этого отважного и умного горца, настигла в тот момент, когда он надеялся вот-вот вырваться из тюрьмы, где томился столько лет.
Абаз Купи вложил револьвер в кобуру и заорал на жандармов:
— А теперь сматывайте удочки! Все до единого!
И побежал вперед. Послышался шум мотора, машина взвыла и затихла где-то вдалеке.
Жандармы, охранявшие тюрьму, забегали по коридорам, собирая пожитки. Заключенные продолжали кричать:
— Откройте двери!
— Селим, эй, Селим, открой!
— Чего ты ждешь, Алюш, открывай!
Вдруг погас свет, вопли стали еще отчаяннее. Кто-то выкрикнул:
— Ломаем решетку!
— Наддай!
Но решетка не поддавалась.
— Открывай! — приказал кто-то снаружи.
— Не имею права! Такого приказа не было!
— Ну-ка, дай сюда ключи!
— Не дам!
— Давай, тебе говорят!
Послышался звон передаваемых ключей, и тот же голос повелительно прокричал:
— А ну тихо! Держите ключи!
Все протянули руки в темноту, надеясь получить ключи.
— Есть ключи, а ну, расступись!
— Да не этот, попробуй другой!
— Давай большим! Большой от этой двери!
— Да погодите, не толкайтесь! Готово!
Заключенные столпились у второй двери.
— Открывай вторую!
— Да не толкайтесь!
— Не смейте открывать! — кричал надзиратель.
— А ну мотай отсюда, сволочь!
— Открылась!
— Куда вы, не уходите!
У выхода было настоящее столпотворение. Заключенные проталкивались к дверям, отпихивали друг друга, ругаясь и издавая ликующие возгласы. Они пробегали сломя голову мимо тела Хайдара и исчезали в темноте, словно спасаясь от погони.
Кто-то приволок свой тюфяк; в дверях образовалась пробка.
— Ты чего делаешь, а?
— А ну, дай дорогу!
— Пусти тюфяк!
— Да брось ты его, сквалыга!
— Чего это вдруг? Он мой!
— Освободи проход, болван, раздавят!
Надзиратель причитал:
— Братцы, куда же вы, погодите!
Кто-то отпихнул его, кто-то ударил кулаком в грудь. Надзиратель с криком попятился.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В 1-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли её первые произведения — повесть «Облик дня», отразившая беспросветное существование трудящихся в буржуазной Польше и высокое мужество, проявляемое рабочими в борьбе против эксплуатации, и роман «Родина», рассказывающий историю жизни батрака Кржисяка, жизни, в которой всё подавлено борьбой с голодом и холодом, бесправным трудом на помещика.Содержание:Е. Усиевич. Ванда Василевская. (Критико-биографический очерк).Облик дня. (Повесть).Родина. (Роман).
В 7 том вошли два романа: «Неоконченный портрет» — о жизни и деятельности тридцать второго президента США Франклина Д. Рузвельта и «Нюрнбергские призраки», рассказывающий о главарях фашистской Германии, пытающихся сохранить остатки партийного аппарата нацистов в первые месяцы капитуляции…
«Тысячи лет знаменитейшие, малоизвестные и совсем безымянные философы самых разных направлений и школ ломают свои мудрые головы над вечно влекущим вопросом: что есть на земле человек?Одни, добросовестно принимая это двуногое существо за вершину творения, обнаруживают в нем светочь разума, сосуд благородства, средоточие как мелких, будничных, повседневных, так и высших, возвышенных добродетелей, каких не встречается и не может встретиться в обездушенном, бездуховном царстве природы, и с таким утверждением можно было бы согласиться, если бы не оставалось несколько непонятным, из каких мутных источников проистекают бесчеловечные пытки, костры инквизиции, избиения невинных младенцев, истребления целых народов, городов и цивилизаций, ныне погребенных под зыбучими песками безводных пустынь или под запорошенными пеплом обломками собственных башен и стен…».
В чём причины нелюбви к Россиии западноевропейского этносообщества, включающего его продукты в Северной Америке, Австралии и пр? Причём неприятие это отнюдь не началось с СССР – но имеет тысячелетние корни. И дело конечно не в одном, обычном для любого этноса, национализме – к народам, например, Финляндии, Венгрии или прибалтийских государств отношение куда как более терпимое. Может быть дело в несносном (для иных) менталитете российских ( в основе русских) – но, допустим, индусы не столь категоричны.