Под ветрами степными - [29]
Девочкам труднее. Молот тяжеловат, и самого бригадира в первый же день «упечатали» кувалдой по пальцу. Нет худа без добра: Катя в связи с этим придумала рационализацию. Она обмотала клин толстой проволокой, чтобы его можно было держать на расстоянии. Так, кажется, полегче, во всяком случае не так страшно, когда молот бьет по клину.
Работают по четыре часа в день. После обеда все уходят на курсы трактористов.
Проходящие мимо обязательно заглядывают на строительную площадку, смотрят, как идет дело, и подают советы. Одни предлагают жечь на земле солярку, чтобы помягче было долбить. Другие советуют отложить все до весны. Обросший мохнатым инеем Владька Суртаев ворчит:
— Забыли уже, как сами долбили!
Скоро советы прекратились. Может быть, советчики и вправду вспомнили, что половину домов в поселке ставили зимой и что сами они точно так же долбили чугунную землю под фундаменты и подвалы. А если получилось тогда, почему не должно получиться сейчас? Ребятня-то, видать, ох, какая настырная!
У кого как идет работа, видно издалека по выброшенной земле. Девочки стараются не глядеть, сколько сделано у мальчиков: это одно расстройство. Зато озабоченный и хмурый Женька каждый день ревниво смотрит, как подвигается дело у Суртаева. Бригада Владьки идет впереди. И это понятно, ведь у него больше народа. И притом какого народа! Чего стоит один только Вовка Кочкин. Он как даст кувалдой по клину, так пудовый ком и отвалит. И каким-то образом Владька приманил в свою бригаду Сашку Левашова, первого целинника: приехал Саша в совхоз два года назад, худеньким парнишкой, а теперь вымахал в здоровенного детину. В работе, пожалуй, он может переплюнуть даже Кочкина.
Такой тяжелой артиллерии у него, Женьки, нет. Чертовски не хватает Игоря. Он в самый последний момент вдруг передумал ехать в училище и захандрил. Участия в строительстве Комсомольской улицы он не принимает. И вообще как-то замкнулся и отошел от ребят. Устроился в кузницу молотобойцем и утверждает, что это необходимо ему для укрепления здоровья. А чего там еще укреплять, когда он сроду ничем не болел и здоровья его на пятерых с лихвой хватит. Жаль, очень жаль, что нет Игоря. Тогда бы вполне можно было Женьке потягаться с Суртаевым. И Вити Новичихина нет. Проводили в армию. Пишет, что душа его осталась здесь, в совхозе, но лучше бы с ней вместе остался и сам Витька.
И во время перекуров в суртаевской бригаде как-то веселее. Женька старается использовать это время для накачки и разжигания энтузиазма, а там заразительно хохочут, наверное, над Сашей: он любит рассказать что-нибудь такое, от чего можно надорвать живот.
И еще Женьке кажется, что там обсуждают каждый день какой-то вопрос, который совершенно не касается рытья котлованов и который в то же время всех очень занимает. Самолюбие не позволяет Женьке узнавать и выведывать, а суртаевцы сами об этом ничего не говорят.
Рябов не ошибается в своих подозрениях. И в самом деле суртаевцы обсуждают одно очень важное дело, которое пока держится в тайне, потому что неизвестно, выйдет ли что-нибудь из него или все останется просто приятными разговорами.
Хлопцы хотят просить, чтобы одну бригаду на первом отделении сделали молодежной, со своим молодежным бригадиром. Идти к директору пока не решаются: неизвестно, как он посмотрит на их просьбу. Это ведь не игрушка — две тысячи семьсот гектаров земли, из которых половину надо будет пахать весной. А вообще-то мысль заманчивая, даже очень заманчивая.
БУДНИ
Старожилы говорили, что зимы такой давно не было. Если ясный день — обязательно давит такой мороз, что можно поперхнуться студеным воздухом. Когда же чуть-чуть потеплеет — начинается поземка, свирепеет ветер и, смотришь, понесло-закружило. Будто природа хотела еще раз испытать, крепко ли держатся люди на целинной земле.
А жизнь, несмотря ни на что, продолжалась. Рано утром, в пять часов, когда звезды в темном небе горят особенно ярко и еще ничто не напоминает о рассвете, в поселке кое-где начинают хлопать двери, и рабочие, занятые на животноводстве, спешат на ферму. Загорается свет в обеих кухнях девичьего общежития. Где-то загремели ведра, потом отчетливо слышен в предутренней тишине скрип колодезного ворота. Кто-то рубит дрова. И с каждой минутой все больше рождается звуков, напоминающих о начале нового трудового дня.
Бодро начинает трещать тракторный пускач, а через некоторое время солидно и гулко вступает в работу и сам двигатель. Над крышами домов восстают толстые султаны дыма, и все больше освещенных окон в поселке. И вот из мужского общежития потянулись через стадион мальчишки завтракать. Мороз такой, что хватает и за нос и за уши, и если вздохнуть глубоко, то в груди начинает покалывать. Нехорошо!
На пристанской половине хохот и сутолока. Накануне вечером Мацнев притащил из библиотеки «Огонек», с обложки которого заразительно смеялись очаровательные студентки с короткими прическами.
Журнал пошел по рукам. Девочки разглядывали обложку с нескрываемой завистью, а Толик подливал масла в огонь своими рассуждениями об отживших свой век косичках и преимуществах современных коротких причесок.
