Под ветрами степными - [2]

Игорь садится, и теперь все — едущие, колеблющиеся и неедущие — с таким же напряженным вниманием смотрят на меня. И Женька, который всегда любит задавать каверзные вопросы, смотрит, как мне кажется, торжествующе.

Честно говоря, все эти дни я ожидал такого вопроса. И был бы, наверное, просто очень несчастлив, если бы он так и не был мне задан.

Но теперь… Мне хочется сказать им, моим мальчишкам и девчонкам, к которым я страшно привык, приблизительно вот что: «Неужели вы серьезно считаете, что огорошили меня своим вопросом? Вы глубоко заблуждаетесь! Хотя я вам ничего не говорил, но уже сто раз думал над этим. Мне очень хочется ехать с вами, и я завидую вашим планам и всему, что вам предстоит увидеть и пережить на целине». Но я не говорю этого, потому что сомневаюсь, вполне ли педагогично так говорить. Просто спрашиваю Игоря и всех едущих, что же я буду делать там, в совхозе, если поеду.

Видимо, мой вопрос гораздо сложнее того вопроса, который был задан мне. Я мог бы, пожалуй, торжествовать, что так удачно вышел из положения и поставил всех в тупик, если бы мне самому не было интересно, что же они мне ответят. Интересно, потому что в глубине души я знал, что сколько бы я ни сомневался, я обязательно поеду вместе с ними. Я знал, что мне необходимо ехать. Я чувствовал, что еще очень нужен им, моим ребятам, хотя, может быть, они сами из гордости никогда бы не признались в этом в открытую.

Но ничего такого я, конечно, не сказал. Сказал только, что до первого сентября, пока у меня будет отпуск, поработаю вместе с ними. А дальше — само время покажет, как быть. Вполне вероятно, что уже к тому времени никаких классных руководителей им не понадобится.

Директор Краснодарского совхоза, узнав о намерении ребят, пообещал в ближайшее время организовать для них экскурсию на целину: пусть сами заранее посмотрят, где будут жить и работать.

Самодеятельность усилила подготовку сцен из «Клопа» и «Бани» Маяковского. Весь сбор от предстоящего спектакля должен был целиком пойти на приобретение вещей первой необходимости для новоселов.

В пьесах участвовали почти все едущие, если не считать Щукина и Рябова. Щукин играл Присыпкина в «Клопе», Рябов — изобретателя Чудакова в «Бане». Игорь Беликов, спокойный, сильный, широкоплечий, был замечательным Слесарем.

С тех пор как Николай Щукин категорически отказался ехать, сцена изгнания Присыпкина из рабочего общежития стала идти гораздо энергичнее. Игорь — Слесарь с таким искренним чувством хватал Щукина — Присыпкина за шиворот и норовил помочь себе коленкой, что его партнер стал убегать со сцены несколько раньше, чем это было предусмотрено Маяковским.

Николай жаловался мне, а Игорь, усмехаясь, оправдывался:

— Я ж из него хочу человека сделать!

Хорошо получался у Рябова Чудаков. Видимо, Женьке нравились глубокое бескорыстие и устремленность в будущее его героя. Надо сказать, что я всегда удивлялся, как Женя находит время участвовать в самодеятельности. Почти все домашнее хозяйство лежало на нем. Два раза в неделю он бегал на другой конец села в МТС на курсы токарей, в школе занимался в кружке трактористов и еще ходил в спортивную секцию.

Последнее время Рябов замкнулся, и мне казалось, что в нем идет мучительная борьба с самим собой: ехать вместе со всеми или поступать в институт? И вдруг произошло совсем неожиданное и непонятное: он сорвал репетицию. Все собрались в литературном кабинете, надо было начинать первую сцену, но Рябова не было. Подождали, послали Мацнева искать его. Толик сообщил, что Женька преспокойно играет в баскетбол и отказывается прийти на репетицию под тем предлогом, что у него, Рябова, сегодня спортивный день. Все были возмущены, но еще раз отправили Мацнева звать его: может, человек опомнится! Он просил передать, чтобы больше за ним не ходили. Я объявил, что репетиция сорвана по вине Рябова, и отпустил всех домой.

Игорь мрачно сказал:

— Проучить бы его надо!

— Проучите! — посоветовал я.

— Как? — размышлял вслух Игорь. — Кулаком — нельзя. А словами все равно он зашибет.

На следующий день после уроков было собрание по поводу поведения Рябова. Он сначала держал себя так, будто ничего не случилось, и вывел из себя даже Иванникова. Ноздри у Володи стали подрагивать, и он выпалил:

— Зазнался ты, Женька! Выставить надо тебя из кружка!

Игорю хотелось все сделать капитально, по порядку: «содрать с Женьки кожу», а потом уже делать оргвыводы.

И когда первые страсти улеглись и на мрачный вопрос Игоря «Кто еще имеет слово?» уже никто не отозвался, заговорил сам Игорь. Он пригладил обеими руками волосы и стал говорить очень-очень спокойно очень-очень неприятные для Женьки вещи.

— Ты скажи нам спасибо за то, что мы говорим тебе сейчас об этом, — сказал он, глядя прямо в лицо Женьки своими серыми, насмешливыми, умными и добрыми глазами. — За науку скажи спасибо. А то потом, когда большой вырастешь, больнее будет обламывать. Ты что, себя выше всех возомнил? Думаешь, если, ты лучше всех трещать в сочинениях научился, так тебе все теперь можно? Посмотрим, какой ты в жизни будешь. Пока что-то не очень это ясно.