Под тремя коронами - [97]

— Кстати, государь, — продолжил игумен, — недавно при строительстве дома здесь, на поле, нашли почти истлевшие человеческие черепа и кости. Вероятно, останки нескольких воинов, погибших в этой битве. А также почти полностью изъеденные ржавчиной мечи, наконечники копий и стрел, стремена, лошадиные уздечки.

Александр заинтересовался. Остановившись, он спросил:

— И где же находится все это теперь?

— У нас, в подвале монастырском хранятся. А останки воинов я распорядился перезахоронить на территории обители, возле часовни…

Александр неожиданно долго молчал, а затем сказал:

— Наверное, Рафаил, ты как православный иерей поступил правильно. Но впредь запрети на этом поле всякое строительство, а также проводить всяческие раскопки. Считаю безнравственным, противоречащим божественным установлениям нарушать покой усопших, тем более воинов. Пусть та земля, в которую они легли, борясь за правое дело, защищая Отечество, навсегда останется их легким пухом. Просто над каждой обнаруженной могилой следует либо возводить часовню, либо ставить крест, либо просто памятный камень. Но тревожить останки погибших, тем более в угоду каким-то собственным интересам, нельзя ни в коем случае… Об этом мы вместе с панами-радою, примем особый привилей.

Пример Елены вдохновлял многих знатных людей Великого княжества. Князь Мстиславский пожаловал в 1505 г. два имения монастырю в Пустынице. Ходкевич и епископ Солтан щедро жертвовали угодья и имения Супрасльскому монастырю, который расширялся и богател. Богуш Боговитинович щедро наделял Коложский Борисоглебский монастырь. Киевский воевода Дмитрий Путятич свое состояние завещал храмам и монастырям, не забыв при этом Пречистенский собор в Вильно и Вознесенский монастырь в Минске. На утверждение завещания Путятича королева направила своего охмистра Клочко и канцлера Сапегу.

Благодаря авторитету Елены в княжестве усиливалось русское влияние. Молдавский поход, когда русские поддержали Александра и спасли от гибели Яна Альбрехта, мужественная оборона Смоленска, борьба с польским можновладством меняли отношение Александра к русским. Благодаря королеве русские люди становились приближенными Александра, как это было с Глинским, и получали возможность оказывать на него влияние. Умный и способный, европейски образованный и бывалый князь Михаил участвовал в избрании Александра на литовский престол, но вес и авторитет приобрел при дворе, стал «собинным другом» короля только к концу его царствования.

Александр щедро жаловал братьев Глинских, и на одной из грамот была подпись охмистра Елены. Авторитетом и уважением у Александра стал пользоваться и смоленский епископ Иосиф Солтан, отличившийся во время осады московскими войсками Смоленска и известный своей благотворительностью. Епископ отличался умом и красноречием. По его просьбе Александр даровал Смоленску особую грамоту, в которой прописывалось: «нам христианство греческого закона не рушити, налога им на веру не чинити, в церковные земли и воды и в монастыри не вступатися». Александр изменил и отношение к русским городам. В 1502 и 1503 гг. он выдал дарственные грамоты гродненским мещанам, киевским, витебским. О многом говорит то, что они подписывались в присутствии охмистра и канцлера Елены. И, конечно же, Елена водила рукой мужа, даровавшего витебским жителям чрезвычайные права: великий князь не должен был вмешиваться в дела церковные, семейные и наследственные; каждый житель Витебска волен отъехать из земли своей, но только в Литву; каждый лях или русин, перешедший в православие, не должен терпеть притеснений от правительства.

В это время Елена Ивановна смогла прислать дар своей родине — колокол для одной из московских церквей, который привез ее канцлер Иван Сапега.

Елена поддерживала тесные отношения с митрополитом Ионой. Вместе они замышляли церковную реформу. С этой целью она обратилась к митрополиту московскому Симону с просьбой прислать «Устав церковный», переданный ей отцом. То есть имела место явная попытка расширить, углубить отношения с московской церковью, обменяться мыслями о церковном управлении. Это проявилось и в просьбе Ионы к московскому владыке освободить находившегося в плену в Москве его сына.

Несмотря на беспрестанные взаимные упреки и жалобы, война между тестем и зятем едва ли могла начаться, если бы предметом распри не стала вера. Учитывая все это Иоанн сказал приближенным боярам:

— Я долго сношу грубости зятя, но сейчас необходимо защищать православие от латинских фанатиков…

И направил в Вильно гонца Афанасия Вязмитина, который вручил Александру складную грамоту: Иоанн складывал с себя крестное целование и объявлял войну Литве за принуждение княгини Елены и всех ее единоверцев к латинству. Грамота заканчивалась словами: хочу стоять за христианство, сколько мне Бог поможет. Раздраженные этим, враги московского государя утопили в Вилии, возле Нижнего замка, русского гонца, привезшего складную грамоту.

Одновременно, прибывший из Москвы, боярский сын Мамонов наедине сказал Елене:

— Отец твой желает, чтобы ты сохранила чистоту своей веры, презирая льстивые слова коварного отступника Иосифа смоленского и даже муки, если они выпадут на твою долю…