Под тремя коронами - [90]

— Александр, великим государям всегда сопутствуют наветы и клевета, а иногда, как в этом случае, просто недостоверные сведения…

XVIII

Давление на Елену всех, кто хотел, чтобы она перешла в католичество, усиливалось. Смерть Макария развязала им руки: новый митрополит Иосиф скрытно поддерживал их, сторонники обращения великой княгини в католичество из среды самих русских подобраны, отношения с Москвой оказались прерванными…

Зимой 1498–1499 гг. появились слухи, что митрополит Иосиф и Иван Сапега усиленно склоняют Елену к унии. Слушая увещевания Сапеги, Елена думала о том, что этот человек должен быть наказан самим Господом Богом. Мало того, что был неустойчив в вере, так и других склоняет отказаться от родительских заветов. Не украшала Ивана и история с молодой черкешенкой, ставшая достоянием знати Великого княжества. Как человек богатый, не привыкший отказывать себе в прихотях и усладах, Сапега живо заинтересовался слухами, просочившимися в дома виленских вельмож: в монастыре у бернардинов содержится необыкновенной красоты черкешенка, купленная ими на невольничьем рынке в Кафе. И он на зависть всей виленской знати купил невольницу за восемь тысяч коп литовских грошей, намереваясь сделать ее своей любовницей. Но встретил с ее стороны неистовый отпор. У бывшей рабыни оказалось больше гордости и достоинства, нежели у придворных дам. Она заявила, что никогда не согласится стать его любовницей, а если он будет принуждать ее, то она покончит с собой. Так оно и случилось. А Сапега нашел утешение с тоже невесть откуда появившейся изящной блондинкой с голубыми глазами и пышными формами: про нее говорили, что любовные утехи ей не в тягость.

Усилия митрополита и Ивана Сапеги придали смелости и монахам-бернардинцам, на каждом шагу обращавшимся к великой княгине с горячими проповедями и увещеваниями. Еще сильнее стало давление епископа Войтеха Табора, который получил к этому времени от папы право меча на еретиков, т. е. право по своему усмотрению казнить и миловать непослушных, а также применять вооруженную силу для достижения своих целей. В связи с этим Елена при первой же встрече с епископом спросила:

— Если ты так любишь Бога, как говоришь, то зачем же обижать и чинить насилие над божьими созданиями, людьми, которых ты называешь еретиками?

На это епископ ответил:

— Ты неисправима, государыня, потому что еретичка…

Не оставались безучастными зрителями Александр и его родня. Продолжал усердствовать в гонениях на православную великую княгиню и Папа Римский. Он писал Александру, что знает о напрасных, бесплодных увещеваниях великой княгини светскими и духовными лицами, и ради более успешного обращения схизматиков, можно понизить требования и не перекрещивать их при переходе в латинскую веру. Для того, чтобы еретики озарялись светом истины и для вящего распространения унии, он присылал в княжество деньги, книги и мощи святых. Но все эти усилия разбивались о твердый ответ великой княгини: отец мне строго-настрого повелел сохранять родительскую веру… При этом великая княгиня старалась не давать волю своим чувствам. Она старалась, иногда принуждая себя, обходиться приветливо даже с теми, кто ей не нравился…

Несколько лет душевных волнений и нервного напряжения подточили и нравственные, и физические силы Елены. Ранней весной 1499 г. она заболела. Появилась слабость, головокружение, организм перестал принимать пищу. Она стала говорить о смерти и была близка к ней. В мае встревоженный Александр известил об этом тестя. Но московский государь на весть о болезни дочери в течение почти двух месяцев не отвечал. За это время Елена стала поправляться. Помогло лекарство, которое митрополит Макарий дал ей в свое время и подробно разъяснил, как им пользоваться, велев держать в теплом сухом месте.

— Все может быть, дочь моя… Живешь в окружении недругов, и они могут попытаться лишить тебя жизни… Это лекарство может спасти тебя, если ты вовремя и правильно будешь его пользовать, — наставлял он.

Через неделю к Елене стали возвращаться силы. И вскоре она окрепла настолько, что могла ходить без посторонней помощи.

Прибыл и посол от отца и матери с запросом о здоровье, о причине болезни. И, как всегда, не забыл отец строго наказать помнить Бога, держаться твердо греческого закона, даже угрожал в противном случае проклятием.

Елена не ответила.

В декабре, в самый канун нового столетии, посол Мамонов вторично прибыл в Вильно для обсуждения отношений с Крымом и союза с ним. Встретившись с Еленой, он передал ей негодование отца по поводу ее молчания. «Гораздо ли делаешь?», — вопрошал отец и требовал известить обо всем. Когда отдельный посланец привез письмо от матери, Елена подумала, что действительно не в ладу отец с матерью, коль отдельных послов шлют… Софья Фоминишна тоже спрашивала: Поправилась ли? Здорова ли она?

Однако и на сей раз Елена ничего не ответила родителям…

Ее заботили дела церковные. Константинопольский патриарх не утверждал Иосифа в качестве митрополита. Вероятно, до него доходили слухи относительно отсутствия твердости в православии смоленского епископа. Чтобы показать себя ревностным сыном православной церкви, Иосиф обратился в Константинополь с грамотой. Выражал боязнь подвергнуться гонениям со стороны католического духовенства и об опасности для западнорусской православной церкви остаться без законного главы ввиду происков римской курии ввести унию. Одновременно Иосиф, желая показать свою заботу о делах церкви, добился от Александра подтверждения привилегии православному духовенству по уставу Ярославову. Елена оказала митрополиту поддержку в этом. Тем более она дала в свое время согласие на его избрание только после того, как Александр и Иосиф пообещали принять такую грамоту. В ней определялось, что светская власть не должна вмешиваться в дела митрополита и епископов, что при подаваньи частных лиц, люди римского закона не могли смещать православных священников, что за оскорбление православного духовного лица католики должны отвечать перед судом митрополита. Все это возымело свое действие и ускорило утверждение Иосифа в сане митрополита киевского.