Под солнцем Севера - [35]

На тундровой опушке березовой рощи зацветала золотисто-желтыми цветками земляникообразная лапчатка со своими мохнатыми стеблями. Верхний ярус березняка затенял почву, подавляя светолюбивую флору, но лишайники взбирались по веткам ближе к солнцу. Мхи и здесь победно зеленели, захватив целиком нижний напочвенный ярус, где они преобладали почти в том же составе, как и под ивняками.

При переходе из долины на водораздел кустарники редели, а невысокий, до колена, тальник располагался куртинами лишь в местах недавнего скопления снега. Тут не встретишь высокую красную вербу, или краснотал, с ее тонкими и гибкими ветвями красно-бурого или ярко-красного цвета. Ивняковое обилие тундры к северу от края лесов — все эти тальники и ветлы, ракитники и лозняки растут не деревьями, а кустарниками или кустарничками; они приземисты и распростерты по земле, а ветви зачастую стелются по мху и сильно расползаются во все стороны. Прямо держится в тундре только тощая березка, да и то не всегда.

Весна была в полном разгаре. Всюду таяли остатки снега, журчали ручьи, стекая в низины. С каждым днем чаще пестрели зацветающие растения. Крики куропаток иногда чередовались с далеким отрывистым лаем песцов.

У подножия холма, прилегающего к долине реки, мы увидели песцовое гнездовище. Здесь уже вывелась молодь первого помета, но семья еще не разбрелась. Подходя к гнездовищу, мы услышали угрожающее песцовое урчание, и молодые спрятались в нору. Взрослые песцы потеряли свой чисто белый цвет (о зимней белизне напоминала лишь светловатая окраска боков) и теперь выделялись дымчато-серой спиной с темной полосой на хребте и лопатках, составлявших оригинальный крестообразный узор.

Коравги заметил, что в тундре песцовые гульбища (гон) начинаются в начале апреля, а в конце мая появляются ранние приплоды. Обычно молодые появляются (пять-шесть, иногда до десятка) в начале июня. Обильное потомство, вначале слепое и почти голое, нуждается в усиленной кормежке. В июле самка заканчивает кормление молодняка молоком, и родителям приходится рыскать в поисках еды. Правда, добыча пищи во многом облегчена: почти все птицы в тундре гнездятся на поверхности земли. Песец бродит от кочки к кочке, обнюхивает каждую ямку и кустик, то добудет зазевавшуюся птаху, то поживится птенцами, то встретит кладку, и тогда от яиц останутся одни скорлупки. На зубок зверьку попадаются и лемминги, и линные гуси, и рыба, и иная съедобная всячина, выплеснутая волной на берег.

Наконец песцовый молодняк подрос. Он становится смелее и начинает самостоятельно искать пищу, испытывая свою ловкость и силу на еще плохо летающих пуночках и других мелких птицах. Позднее окрепшие молодые песцы вовсе покидают родное гнездовище.

По льду моря песцы проникают далеко на север, в высокие широты Северного Ледовитого океана; их видели во время дрейфа советского ледокольного парохода «Г. Седов» за 86-й параллелью.

Наши олени бродили по тундре, сощипывая молодую зелень. Изредка им попадались мокрые кормовые лишайники, но больше их привлекала молодая листва сизой ивы. Несмотря на обилие корма, один олень проявлял беспокойство и норовил убежать. Это один из вожаков-бегунов, смущающих остальных животных.

Теперь мы различали наших оленей не только по внешним признакам, но и по характеру, повадкам и рабочим способностям. В противоположность вожаку-бегуну есть у нас самый смирный олень — сластена Авка: он настолько привык к человеку, что по первому зову охотно подбегает в надежде поживиться кусочком сахару. Смышленостью отличается передовик: на нем ездит Егор. Четвертый олень охотно идет под вьюк, но, выпасаясь, любит дальние прогулки. Не подпал ли он под влияния бегуна? Чрезвычайным упрямством отличается пятый олень. Даже навьюченный и вполне готовый к отправлению, он может лечь на траву, и тогда нелегко поднять его и заставить идти.

По внешнему виду сравнительно легко узнать буроват того оленя с темной спиной и другого оленя с белым пятном на лбу. Олень с причудливо ветвящимися молодыми рогами почему-то пользуется наибольшей симпатией Егора. Последний наш олень чрезвычайно строг в обращении и немного диковат. Вообще домашние олени — животные полудикие, они еще не вполне привыкли к человеку, и стоит, им очутиться на свободе, они быстро теряют приобретенные, навыки и привычки.

За полночь мы отправились далее. Шли по долине, почти сплошь усеянной кочками разной высоты. Большие кочки, словно головы великанов с копной волос, соорудила типичная кочкообразовательница — осока Шмидта. Олени лишь иногда соблазнялись ее очень молодыми побегами. По окраине долины на дерновых глееватых почвах попадались кочки поменьше, обильно поросшие вейником.

Большинство кочек (средних размеров) образовала влагалищная пушица. Она как бы подавляла другие виды и владычествовала над ними, как хозяйка тундры. Олени то щ дело наклонялись, срывая это превосходное кормовое растение. Оно незаменимо ранней весной на оленьих пастбищах, где производится отел.

Впадины между кочками (мочажины) темнели своими коварными щелями, как ловушки, способные неожиданно защемить ногу. Перепрыгивая через эти естественные капканы, нужно зорко глядеть под ноги. Обычно при ходьбе стараешься ступать по высоким кочкам, но часто нога скользит, проваливается, увязая в размокшей почве мочажин. Не идешь, а словно ковыляешь. Пройдешь пять-десять. километров по такой целине — и кажется, что ступни и бедра у тебя словно вывернуты. А впереди еще кочкарники, и единственный сухопутный транспорт летом — твои собственные ноги.