Под шорох наших дизелей - [59]
- Правый малый назад, левый малый вперед!
Разумеется, никто и не думал исполнять команды незнакомого человека.
Встретив его напряженный взгляд, я спросил:
- Товарищ адмирал, разрешите записать в вахтенный журнал, что вы вступили в командование подводной лодкой?
- Ладно, ладно, - резко «сбавив обороты», примирительно изрек начальник, - командуй сам, я уже накомандовался.
Я знал, что Македонский в свое время командовал лодками и даже был замкомбрига на Балтике, поэтому был исполнен уважения к этому сухощавому, испещренному морщинами и подвижному как ртуть адмиралу, невзирая на некоторые слабости. Встречались мы лишь однажды, когда он в составе комиссии ВМФ прибыл на 29 СРЗ в Тосмаре проверить, как движется ремонт нашего корабля. Последний был практически завершен, оставалось произвести кренование, связанное с изменением загрузки твердого балласта (балластировкой). Лодке предстояло плавать в Средиземном море, где соленость выше, чем в Баренцевом море, не говоря уже про Балтику, известную своей пресноводностью.
На «историческом» совещании, посвященном именно кренованию (процедура, связанная с размещением в отсеках приборов и последующим замером кренящих моментов), я стал свидетелем забавной сцены, связанной с явлением, которое трудно охарактеризовать иначе, как «технический выпендрёж».
- Главный инженер, доложите причину отставания от графика! - негромко произнес председатель комиссии - вице-адмирал, начальник технического управления ВМФ.
- Видите ли, товарищ адмирал, - довольно развязно начал инженер, - теорию кренования мало кто понимает в должной мере.
- Надеюсь, вас это не касается? Вы же понимаете серьезность предстоящего мероприятия? Что мешает вам закрыть этот вопрос в кратчайший срок?
- Я то понимаю, но видите ли, адмирал, вопрос кренования несколько зибзичен...
- Все, мать вашу так! - не смог сдержаться адмирал, и я полностью разделял его негодование, - ишь, чего удумали! Я вам покажу зибзичность! Даю вам три дня сроку, - грохотал он, - а вы, Олег Филиппыч, - обратился он к Македонскому, - возьмите на контроль! Не уложитесь, я вам покажу, что такое настоящая зибзичность!
Это было одно из самых эффективных совещаний, в котором мне доводилось принимать участие...
Македонский оправдал доверие, вытянув из завода все жилы, и кренование прошло «на ура» и в срок.
Выскользнув из Даугавы, лодка окунулась в туман. Мелькнувшая, было, справа красная будка знака Мангальсальский-Восточный мгновенно растворилась. Было зябко, но алжирцы, не желая признаваться в слабости, не спешили спуститься вниз. На мостике плавно протекала светская беседа.
- Восемнадцать лет на подводном флоте, это вам, братцы, не шутка, - громко вещал адмирал, - почему, думаете, я там так задержался?
И, не дожидаясь вопросов, Македонский похлопал перед носом Мухаммеда Али огромными меховыми варежками:
- Потому что вот такие варежки подводницкие дают! - и он оглушительно рассмеялся, заразив большинство окружающих.
Мне эти рукавицы тоже нравились, я их носил и в Заполярье, и в Африке, как туркмен свой халат. Чтобы их снять, было достаточно опустить руки вниз и выпрямить пальцы... А сколько воды удалось сэкономить на помывке рук!
- Ну, вот ты, командир будущий, - обратился адмирал на сей раз к Хеддаму, - сколько мне лет?
- Лет 75, - без всякой задней мысли ответил алжирский капитан.
- Да ты в своем уме? А 57 не хочешь! - искренне огорчился «морской волк», видимо рассчитывавший на комплимент. - Пошел я от вас вниз!
Алжирцы облегченно вздохнули, как выяснилось, преждевременно, и неторопливо потянулись следом.
- Да, чуть не забыл, - окликнула меня морщинистая физиономия, - командир, у тебя в кают-компании пепельница есть?
- У меня на корабле не курят!
- А у меня курили! - задорно объявил Македонский и исчез в проеме рубочного люка, оставив недоброе предчувствие.
Сориентировавшись по целям, заполонившим Рижский рейд, я нашел «пятачок» радиусом мили в три и, заняв точку погружения, доложил на КП о начале «демонстрации». Оставалось пригласить дорогих гостей в ЦП (центральный пост).
В кают-компании меня ожидала жуткая картина. Гости сидели вокруг стола, украшенного немудреной подводной трапезой, оставив свободным лишь командирское место. Оно, как известно, свято и не может быть занято даже самым распочетным гостем. Я доложил адмиралу о готовности и опустился в кресло. Тот кивнул и, продолжая прерванную моим появлением речь, предложил выпить за «соответствие числа погружений количеству всплытий»: «Иначе, господа-товарищи, точно не всплывем!»
Алжирцы, поглядывая друг на друга, подняли стаканчики с вином, демонстрируя готовность следовать уставу «чужого монастыря». Исключение составил лишь глава делегации, которому в знак особого уважения адмирал плеснул «шила», как, впрочем, и себе. Мухаммед Али был буквально зажат им в угол между левым бортом и кондиционером.
- Как же так? - не унимался Македонский, - мы же тезки!
- Какие еще тезки? - удивился майор, впервые продемонстрировав пробел в русском, изученном в Бакинском училище.
- Ну, ты Али, а я - Олег!
Крыть было нечем, и «тезка» сломался.
Ремонт загородного домика, купленного автором для семейного отдыха на природе, становится сюжетной канвой для прекрасно написанного эссе о природе и наших отношениях с ней. На прилегающем участке, а также в стенах, полу и потолке старого коттеджа рассказчица встречает множество животных: пчел, муравьев, лис, белок, дроздов, барсуков и многих других – всех тех, для кого это место является домом. Эти встречи заставляют автора задуматься о роли животных в нашем мире. Нина Бёртон, поэтесса и писатель, лауреат Августовской премии 2016 года за лучшее нон-фикшен-произведение, сплетает в едином повествовании научные факты и личные наблюдения, чтобы заставить читателей увидеть жизнь в ее многочисленных проявлениях. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
В этой книге собраны рассказы о боевых буднях иранских солдат и офицеров в период Ирано-иракской войны (1980—1988). Тяжёлые бои идут на многих участках фронта, враг силён, но иранцы каждый день проявляют отвагу и героизм, защищая свою родину.
В книгу вошли повести и рассказы о Великой Отечественной войне, о том, как сложились судьбы героев в мирное время. Автор рассказывает о битве под Москвой, обороне Таллина, о боях на Карельском перешейке.
В повести «Ана Ананас» показан Гамбург, каким я его запомнил лучше всего. Я увидел Репербан задолго до того, как там появились кофейни и бургер-кинги. Девочка, которую зовут Ана Ананас, существует на самом деле. Сейчас ей должно быть около тридцати, она работает в службе для бездомных. Она часто жалуется, что мифы старого Гамбурга портятся, как открытая банка селёдки. Хотя нынешний Репербан мало чем отличается от старого. Дети по-прежнему продают «хашиш», а Бармалеи курят табак со смородиной.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…