Под шепчущей дверью - [124]
Но они ничего такого не делали.
Они оставались.
Они слушали.
Они учились.
И спустя какое-то время понимали. Просто у некоторых из них на это уходило больше времени, чем у других.
Но все это было в порядке вещей.
В результате все они находили свой путь к двери и к тому, что за ней.
Ведь, в конце-то концов, «Переправа Харона» была не чем иным, как перевалочным пунктом.
По крайней мере для мертвых.
Это живые пускают корни глубоко в землю. Чайные кусты, однажды сказал Хьюго Уоллесу, требуют терпения. Нужно много работать и иметь терпение.
Вот почему одним летним утром, когда Нельсон сказал: «Думаю, пора», Уоллес понял, что он имеет в виду.
Но все приличествующие слова застыли у него в горле, когда он увидел, кто стоит перед ним.
Старик, опирающийся на трость, исчез.
Его место занял моложавый мужчина с прямой спиной и сложенными за ней руками. Он смотрел в окно, а трости у него словно никогда и не было. Уоллес тут же узнал его. Этого самого мужчину он видел на многих фотографиях, висящих на стенах чайной лавки и комнаты Хьюго, большинство из которых были черно-белыми или цветными, но сильно выцветшими.
– Нельсон? – прошептал он.
Нельсон оглянулся на него и улыбнулся. Морщин у него не осталось, кожа была гладкой. Глаза поблескивали. Он стал больше, сильнее. Мелкие завитки черных волос на голове торчали в разные стороны, образуя прическу «афро», совсем как у внука. Следы десятилетий, имевшиеся прежде на лице, улетучились, и перед Уоллесом оказался ровесник Хьюго. Как там Нельсон говорил?
Все просто. Мне нравится быть старым.
– Ты выглядел старым, потому что таким тебя помнит Хьюго, – сипло проговорил Уоллес.
– Да, – ответил Нельсон. – И я опять приму облик старика, если потребуется, но думаю, наступило время сделать то, что должно. И знаешь, Уоллес, я хочу этого.
Уоллес вытер выступившие на глазах слезы:
– Ты уверен?
Нельсон отвернулся к окну.
– Да.
Мэй приготовила им всем, собравшимся в полутемной чайной лавке, чай. Лес вокруг дома купался в лунном свете. Хьюго сидел на стуле, на его коленях лежала бандана (черная с желтыми утятами), он оглядывал чайную лавку со спокойной улыбкой на лице.
Мэй принесла поднос и поставила на столик. Лавку наполнил аромат чая, густой и пьянящий. Хьюго вручил каждому по полной чашке. Он налил чая и в миску Аполлона, и тот принялся яростно лакать его. Уоллес не решался отпить из своей чашки, боясь, что будут сильно дрожать руки.
– Хорошо-то как, – промолвил Хьюго. Он еще ни слова не сказал о новой внешности дедушки. При виде помолодевшего Нельсона он опешил, но быстро пришел в себя. – Нам нужно почаще проводить так время. Только мы, под конец дня. – Он по очереди посмотрел на каждого, и его улыбка погасла, когда он увидел, что Уоллес отчаянно пытается справиться со своим лицом. – В чем дело? Что не так?
Уоллес прочистил горло:
– Ничего. Я…
– Хьюго, – произнес Нельсон, на его верхней губе оставалась тонкая полоска чая. – Мой дорогой Хьюго.
Хьюго взглянул на него.
И сразу все понял.
До ужаса эмпатичен.
Он поставил чашку на стол.
И закрыл глаза.
– Дедушка? – тихо сказал он.
– Пришло мое время, – отозвался Нельсон. – Я прожил долгую жизнь. Хорошую жизнь. Я любил. И меня любили. Я создал многое из ничего. Это место. Эту маленькую чайную лавку. Мою жену, мое сердце. Моих детей. И тебя, Хьюго. Мы с тобой остались вдвоем, и я старался изо всех сил. И боялся, что меня будет недостаточно, что тебе нужно больше, чем я могу тебе дать.
– Это не так, – прохрипел Хьюго. – Мне ничего больше не было нужно.
– Возможно, и нет, – согласился Нельсон. – Но сейчас ты нашел все, что тебе необходимо. Нашел Мэй и Уоллеса, но еще до того как в твоей жизни появились они, ты уверенно шел по предназначенному тебе пути. Ты построил эту жизнь, эту твою удивительную жизнь, своими руками. Ты взял все, что я дал тебе, взял строительные инструменты и сделал их своими. А чего еще можно желать человеку?
– Мне больно. – Хьюго поднял голову и приложил ладонь к груди, к тому месту, где билось сердце.
Мэй всхлипывала, прерывисто дыша в ладони.
– Знаю, – сказал Нельсон. – Но теперь я могу уйти, будучи уверенным, что ты твердо стоишь на ногах. А если наступят дни, когда ты начнешь сомневаться в себе, тебя поддержат. Вот в чем дело, Хьюго. Вот в чем суть.
– Горе, – выдохнул Хьюго. – Это горе. – Аполлон попытался ткнуться носом ему в ладонь, как и полагается служебной собаке, какой он был всю свою жизнь. А потом улегся у ног хозяина.
– Да, – согласился Нельсон. – Мы снова увидимся с тобой. Но это произойдет очень и очень не скоро. Впереди у тебя долгая жизнь, и она будет полна таких красок и такой радости, что у тебя захватит дух. Мне просто хотелось бы… – Он покачал головой.
– Чего? – спросил Хьюго.
– Мне бы хотелось обнять всех вас. В последний раз.
– Мэй.
– Сейчас, босс. – Мэй постучала пальцами по ладони. Воздух завибрировал, и вот уже она что было сил обнимала Нельсона. И он радостно смеялся, хотя по его обращенному вверх лицу текли слезы.
– Да, – проговорил он. – Это хорошо. Это действительно хорошо.
