Под сенью виноградных лоз - [90]

– Всего две рюмки, – ощетинился он.

– Держу пари, что больше двух рюмок! – Господи, как же она его ненавидела! К горлу так и подступала желчь.

– Ладно, пусть будет больше, спорить не стану. – Дрожащей рукой он загасил окурок. Выглядел он таким старым и слабым, что казалось, сил ему не хватит руку поднять, а не то что нанести смертельный удар. – Я две недели капли в рот не брал. Две недели был трезвый как стеклышко, ей-богу! – О, сколько раз Келли приходилось слышать все эти россказни! – А вчера вечером я очень уж расстроился. Думал, раздобуду денег, чтобы рассчитаться с ней, а дело не выгорело, вот я и…

– И ты напился, – гневно, с омерзением произнесла она, – и до такой степени напился, что, наверно, не припомнишь и половины того, что наделал прошлой ночью. Ты вполне мог убить барона и не запомнить этого, как раньше часто не помнил, что избивал меня.

Она хотела встать из-за стола, но рука его взметнулась, длинные костлявые пальцы с неожиданной силой ухватили ее за плечо. Рефлекторно, повинуясь давней, вновь ожившей в ней привычке, Келли подняла другую руку, загораживая лицо от ожидаемой пощечины. Но он, быстро глянув на охранника, тут же отпустил ее руку и отодвинулся.

– Нет, неправда! – убежденно повторил он. – Вчера так не было! Кое-что я действительно помню как бы в тумане, но барона я не убивал. Такое бы я запомнил.

Если б сказано это было не так тихо, Келли была бы уверена, что говорится это для охранника.

– Уж, конечно, ты не напивался, – с небрежной издевкой бросила она. – Потому и споткнулся, когда бежал!

Он наклонился, приблизив к ней сердитое лицо.

– Да это все бидоны эти чертовы! – В глазах его внезапно заиграл свирепый блеск. – Я ведь что придумал, Лиззи-дочка, чтобы отомстить ей за то, что землю мою украла, я чудную штуку придумал! Представь себе только – все ее драгоценные вина начинают пахнуть керосином! – Он осклабился, потом горестно покачал головой из стороны в сторону. – Если б мне тогда пролезть в погреба, всего и дел-то было, что облить эти ее дубовые бочонки и покропить керосином пробки – и тогда все, все как есть, было бы загублено!

Он не хотел поджигать винодельню. Келли поняла это, план его был куда как коварнее – испортить все вино, хранившееся у Ратледжей в погребах, пустив насмарку урожай и труды многих десятилетий.

– Да как ты посмел! – сухими губами вымолвила она.

При виде такой ее реакции он смущенно насупился и приподнял плечо, как бы обороняясь.

– Она отбирает у меня виноградник и оставляет ни с чем. Вот я и хотел, чтобы она поняла на собственной шкуре, каково это.

Стены словно сомкнулись над ней, духота стала невыносимой. Ей было трудно дышать. Надо выйти. Схватив сумочку, Келли встала и направилась к двери.

– Я ухожу, – обратилась она к охраннику.

– Куда ты? – окликнул ее отец.

– За адвокатом.

– Скажи ему, что я невиновен. Это все из-за вина. Я только за этим пробрался туда. Ты должна мне поверить!

Но как могла она поверить ему? Как?

16

Позднее сентябрьское солнце заливало террасу бассейна, согревая послеполуденный воздух. Четко и размеренно загребая воду, Гил Ратледж проплыл вдоль дорожки бассейна, коснулся борта и подтянулся; его ежедневная дистанция – двадцать таких заплывов – была преодолена. Вытерев мокрое лицо, он кинул быстрый взгляд на сына.

Клей стоял возле кромки бассейна, нервно посасывая большой палец – привычка, которую он оставил с приходом зрелости, когда открыл для себя секс. «Нервы, а другими словами – страх», – подумал Гил. Выказывать страх не должен был позволять себе ни тот, ни другой.

– Там на столе графин с мартини. Почему бы тебе не налить бокал-другой? – сказал он Клею и вылез из бассейна.

Растираясь полотенцем, он украдкой наблюдал за Клеем и с удовольствием отметил, что руки его не дрожат. Сын не пролил ни капли, и когда он протянул бокал отцу, жидкость не плеснула в нем. Вся эта гадкая история, расшатав ему нервы, окончательно не лишила его присутствия духа. Это хорошо.

В сложившейся ситуации тост был бы неуместен. Гил не качнул бокалом в сторону Клея, прежде чем пригубить его. Сев, он раскинулся в шезлонге, чувствуя удовлетворение и даже некоторую гордость оттого, что загорелое тело его крепко и упруго, без малейших признаков дряблости. Он в лучшей форме, чем большинство мужчин вдвое моложе его. Он знал это доподлинно.

– Есть новости? – поседевшая бровь шевельнулась в сторону Клея.

– Я их не слышал. – Клей сел на краешек кресла и оперся о подлокотники, держа обеими руками бокал с мартини. – Полицейские больше не приходили, не допрашивали тебя?

– Нет. Зачем? – хладнокровно ответил Гил и лениво сделал еще один глоток мартини.

Клей провел рукой по светлым волосам и пожал плечами.

– Ведь мы не можем добавить ничего к тому, что уже рассказали, – продолжал Гил, сделав небрежный жест рукой с бокалом. – В то время, когда предположительно был убит Эмиль, мы с тобой находились вместе. Нас видели десятки людей. Вдобавок полиция уже задержала того, кто им нужен.

– Но в дневных «Новостях» они показали Дауэрти, наотрез отрицающего свою вину.

– В Сан-Квентине таких невиновных пруд пруди.

– Ты прав. – Клей улыбнулся, про себя восхитившись невозмутимостью отца, его спокойной уверенностью. Уверенность эта передавалась ему, и он мог теперь перевести дух.