Под сенью виноградных лоз - [17]

– Где это было?

– Еще в Айове. Спустя два месяца мне предложили работу в Сент-Луисе, и я уволилась. Так что… – Она глубоко вздохнула и улыбнулась ему. – Я предпочитаю иметь тебя в друзьях, Хью.

На том и разошлись.

Для себя он решил больше не встречаться с ней. А собственно, и зачем, если он не может с ней спать? Некоторое время он держался. Но потом вновь стал звонить Келли время от времени, интересуясь ее продвижением по службе как человек, положивший начало ее карьере. Его восхищали ее упорство, решимость и ум.

В глубине души Хью был уверен, что, будь они любовниками, он никогда бы не пригласил Келли в свою программу.

– …что ты думаешь об этом? – услышал он конец фразы.

– Довольно интересная мысль. Обсудим ее на совещании.

Немного погодя Хью потребовал счет и вызвал машину.

Только в два часа ночи Келли добралась до своей квартиры. Войдя внутрь, она постояла немного у дверей, вдыхая легкий запах лимона и хвои – верный знак, что Одри наводила сегодня порядок. Ни застоявшегося запаха табака, ни тошнотворно-сладкого аромата пустых бутылок из-под виски. Все это осталось в прошлом.

Повернувшись, Келли стала возиться с замками. Задвигая последний засов, ее пальцы задержались на нем. Глядя на его медную блестящую поверхность, она унеслась мыслями далеко, вспомнив другой засов, очень похожий на этот.

Она вспомнила себя десятилетней девчонкой, решительно сжимающей в правой руке отвертку и пытающейся приладить хоть какой запор к двери своей комнаты…

Отвертка, соскользнув с головки винта, оставила отметину на деревянной поверхности. Келли с трудом дышала, воздух со свистом вырывался сквозь плотно сжатые зубы. Она вновь приладила отвертку и стала быстро вращать ручку, стремясь поглубже ввернуть в дерево винт.

Прислушиваясь, не подъезжает ли к дому автомобиль, она торопилась закончить работу. Ей необходимо установить засов До его возвращения. Закончив, она отступила на шаг, глядя на дело своих рук не то чтобы с удовлетворением, но с большим облегчением. Ее комната стала крепостью, местом, где можно укрыться – закрыть засов и остаться одной. Она удовлетворенно вздохнула, и лицо ее осветилось улыбкой. Теперь она в безопасности. Недостижима для его пьяных выходок…

Келли закрыла глаза, продолжая слышать яростные удары в дверь, скрежет дверной ручки, истошный рев, когда ему стало ясно, что дверь не поддается, и, наконец, грохот обрушившегося со всей силой на дверь тела…

Забившись в дальний угол кровати и подоткнув со всех сторон одеяло, она не сводила глаз с небольшого медного засова и молилась, чтобы он выдержал. Во рту у нее пересохло, горло перехватило, спазм не давал ей кричать и затруднял дыхание.

Он снова бросился всем телом не дверь. На этот раз дерево треснуло и уступило. И тогда она поняла, что не следовало этого делать, не нужно было ставить этот засов. Теперь он потерял голову от бешенства, и в этом была ее вина. Удар – и дверь отлетела, держась на одной нижней петле, еще мгновение, и, зашатавшись как пьяная, она рухнула на пол.

– Чертов засов! – Он шел прямо к кровати – громадная темная тень. – Это ты поставила этот чертов засов?

Эти слова, произнесенные заплетающимся языком, подтвердили то, что она уже знала: он опять пьян в стельку.

– Я не хотела. – Руки ее сами взлетели вверх, защищая голову от неизбежного удара. – Правда не хотела.

– Врушка чертова! – Ухватив одной рукой ее запястье, другой он, размахнувшись, с силой ударил ее по щеке, голова дернулась. Во рту появился медный привкус крови, в лицо ударил мерзкий запах перегара. Притянув к себе за плечи, он с силой встряхнул ее. – Никогда не смей мне лгать!

– Я больше не буду, – тонким от страха голоском пропищала она.

– То-то же, а нет – так в следующий раз отхлещу тебя ремнем. Слышишь?

Она кивнула, стараясь не делать и не говорить ничего, что могло бы расжечь его гнев. Слезы заволокли глаза.

Келли открыла глаза и медленно задвинула засов. Это все тот человек в парке, своим появлением он вызвал в ее памяти прошлое. А она так старалась все позабыть.

4

Храбрый воробей в поисках хлебных крошек упругими прыжками пересек черту, отделяющую залитую солнцем поверхность стола от другой, пребывающей в тени. Сэм Ратледж лениво следил за ним из покрашенного белой краской металлического кресла, где он сидел, скрестив ноги и небрежно закинув руку за спину; его густая шевелюра хранила след от пальцев, которыми он только что провел по волосам. Видавшая виды шляпа лежала рядом на стуле, обитом тканью в зеленую полоску. Напротив за столом сидела Кэтрин.

Ленч на открытой веранде по вторникам стал для них своеобразным ритуалом, если, конечно, позволяла погода, но в Калифорнии с этим обычно проблем нет. Хотя они жили в одном доме, но за столом встречались редко.

У Ратледжей вообще не было заведено есть вместе – даже когда были живы родители Сэма, а сам он был ребенком. Все работали с раннего утра – отец пропадал на виноградниках, Кэтрин – на винодельне, мать рисовала. Пока Сэм был малышом, его кормили в детской, позже он стал есть на кухне со слугами. Когда изредка семья все же собиралась за обеденным столом, Сэму казалось, что он в гостях.