Под сенью благодати - [72]
Лишь только два друга вышли на улицу и оказались одни, как Жорж, крепившийся при родителях Бруно, вновь впал в уныние. Он был уверен, что провалился на экзаменах, и с тех пор, как они начались, беспрестанно вспоминал о тех вопросах, на которых споткнулся. Раз в десятый, наверное, он спрашивал Бруно, правильный ли он дал ответ на тот или иной вопрос и засчитают ли ему хотя бы половину очков за ответ, в котором он забыл дать третье решение. Бруно успокаивал его как мог; он лгал, хитрил и из жалости умалчивал о своей уверенности в том, что сам-то он сдал экзамены. Ему хотелось поговорить о другом, он несколько раз пытался перевести разговор на свою дорогую Сильвию, но безуспешно. За все утро Жорж ни разу не вспомнил о ней, как, впрочем, и об их проекте поехать на лето в Улгейт, хотя в свое время он с восторгом отнесся к этому предложению, и Бруно начинал побаиваться, что их великолепный план находится под угрозой, если не похоронен вообще.
Во дворе лицея уже собралось немало юношей, которым не терпелось поскорее узнать результаты экзаменов, но списков еще не вывесили. Вместо того, чтобы стоять и нервничать, Бруно предложил пойти в гараж на улицу Рубэ посмотреть последние модели мотоциклов. Желая поразить Жоржа, он ничего не сказал ему, а сначала дал досыта налюбоваться ярко-синим скутером, выставленным в витрине.
— Что ты о нем думаешь? — спросил он. — Не дурен, а? Итальянского производства и, говорят, лучший в своем роде. Я тебе еще не сказал, что папа обещал подарить мне скутер, если я выдержу экзамены. Хочешь, пойдем и посмотрим его вблизи? В этих моторах ты разбираешься лучше меня, и мне б хотелось узнать твое мнение.
Жорж, который действительно больше интересовался машинами, чем тригонометрией, вступил в длительные объяснения с хозяином гаража. Он осматривал скутер, как торговец лошадьми молодую кобылу. Взявшись за ручки, весь превратившись в слух, он нажимал на газ, заставляя мотор гудеть и трещать, словно это было необходимо для установления правильного диагноза. Он одобрительно кивнул, когда из выхлопной трубы с шумом вылетело несколько маленьких белых облачков. Видно было, что ему очень хочется прокатиться на скутере, и Бруно решил доставить ему это удовольствие. Жорж не заставил себя дважды просить и сел за руль, а Бруно устроился на заднем сиденье.
Выбирая самые оживленные улицы, они совершили большую прогулку по городу. Трижды проехали они по Национальной и Парижской улицам. Жорж оглушительно сигналил и, если оборачивалась какая-нибудь молодая женщина, горделиво помахивал ей рукой. Он забыл о всех своих горестях, улыбался и то и дело оборачивался к приятелю, чтобы сообщить ему о том, как «берет» скутер и какие у него сильные тормоза, хотя слова его тонули в шуме мотора. Ветер бил в лицо Бруно, в голове гудело — он словно опьянел. Он думал о том, с каким удовольствием поведет «веспу», когда за его спиной будет сидеть амазонка Сильвия и будет обнимать его, чтобы не упасть.
— Жорж, — крикнул он через плечо товарищу, — мы возьмем скутер с собой в Улгейт. Он будет принадлежать нам обоим. Мы совершим множество прогулок, вот будет здорово!
Жорж утвердительно кивнул, и Бруно, сразу успокоившись, сделал из этого вывод, что их планы на лето не изменились. На улице Федэрб они встретили Кристиана, которого Жорж приветствовал небрежным взмахом руки, затем они, к великому своему сожалению, вынуждены были вернуться в гараж. Бруно решил пойти в лицей, но на этот раз Жорж отказался его сопровождать. Они договорились встретиться на террасе кафе на площади Республики.
Во дворе лицея было теперь гораздо больше народа, чем когда они зашли туда в первый раз, сразу после обеда. Бруно стал протискиваться между группами учеников, как вдруг увидел светло-синюю куртку Циклопа, направлявшегося к нему. Учитель, казалось, забыл об их ссоре, радостно бросился к нему и обнял. Бруно без особого восторга дал себя обнять; в нос ему ударил запах гнилой пробки, исходивший от Куртки Грюнделя, — запах, которым был пропитан весь коллеж.
— Дружище, — воскликнул Циклоп, — ты сдал и к тому же получил диплом с отличием! О, как я рад! Я боялся, что из-за своих сердечных дел ты запустил подготовку к экзаменам. Но нет, ты, оказывается, сумел взять себя в руки! Молодец! У тебя твердая воля, а она-то и формирует человека.
Бруно почувствовал острый прилив радости и одновременно гордости. «Значит, в самом деле, — подумал он, — если я чего-то очень захочу, то могу добиться».
— А Жорж? — спросил он. — Он сдал?
— Жорж? Конечно, провалился! Зачем такому кретину диплом? Он ему совсем не нужен; этот парень сумеет устроиться в жизни. Знаешь, что он тут выкинул? Чтобы раздобыть карманные деньги, он продал миниатюру, принадлежавшую его отцу.
Они вместе дошли до площади Республики. За это время Грюндель ни разу не упомянул имени Сильвии. С притворным безразличием он объявил Бруно, что его, Грюнделя, «исключили из коллежа» в результате интриг настоятеля и отца Грасьена.
— Что ты хочешь, мой дорогой, — заметил он, — эти люди не переваривают независимых суждений.
И он тут же перевел разговор на тему о планах на лето: он уже снял рыбацкий домик в Бретани, где собирался «насладиться любовью с какой-нибудь смазливой девчонкой». Он рассказал также, что отец Косма вернулся недавно с повинной в «Сен-Мор».
Одна из ранних книг Маркеса. «Документальный роман», посвященный истории восьми моряков военного корабля, смытых за борт во время шторма и найденных только через десять дней. Что пережили эти люди? Как боролись за жизнь? Обычный писатель превратил бы эту историю в публицистическое произведение — но под пером Маркеса реальные события стали основой для гениальной притчи о мужестве и судьбе, тяготеющей над каждым человеком. О судьбе, которую можно и нужно преодолеть.
Цирил Космач (1910–1980) — один из выдающихся прозаиков современной Югославии. Творчество писателя связано с судьбой его родины, Словении.Новеллы Ц. Космача написаны то с горечью, то с юмором, но всегда с любовью и с верой в творческое начало народа — неиссякаемый источник добра и красоты.
«В те времена, когда в приветливом и живописном городке Бамберге, по пословице, жилось припеваючи, то есть когда он управлялся архиепископским жезлом, стало быть, в конце XVIII столетия, проживал человек бюргерского звания, о котором можно сказать, что он был во всех отношениях редкий и превосходный человек.Его звали Иоганн Вахт, и был он плотник…».
Польская писательница. Дочь богатого помещика. Воспитывалась в Варшавском пансионе (1852–1857). Печаталась с 1866 г. Ранние романы и повести Ожешко («Пан Граба», 1869; «Марта», 1873, и др.) посвящены борьбе женщин за человеческое достоинство.В двухтомник вошли романы «Над Неманом», «Миер Эзофович» (первый том); повести «Ведьма», «Хам», «Bene nati», рассказы «В голодный год», «Четырнадцатая часть», «Дай цветочек!», «Эхо», «Прерванная идиллия» (второй том).
Книга представляет российскому читателю одного из крупнейших прозаиков современной Испании, писавшего на галисийском и испанском языках. В творчестве этого самобытного автора, предшественника «магического реализма», вымысел и фантазия, навеянные фольклором Галисии, сочетаются с интересом к современной действительности страны.Художник Е. Шешенин.
Рассказы Нарайана поражают широтой охвата, легкостью, с которой писатель переходит от одной интонации к другой. Самые различные чувства — смех и мягкая ирония, сдержанный гнев и грусть о незадавшихся судьбах своих героев — звучат в авторском голосе, придавая ему глубоко индивидуальный характер.