Под сенью благодати - [73]

— Тошно смотреть, как он пресмыкается и замаливает грехи. Да, печальное это зрелище — водворение заблудшей овцы в овчарню. Не говоря уже о наших дорогих братьях, прикрывающих постными, умильными рожами свое злорадство. И представь себе, это опять-таки дело рук отца Грасьена.

Когда они вышли на площадь, сердце у Бруно так и замерло. Он сразу заметил, что Жорж сидит за столиком не один: с ним была женщина в желтом платье, и этой женщиной была Сильвия. Она тоже заметила его и помахала ему рукой. Смущенный, счастливый и в то же время слегка встревоженный, Бруно машинально взял сигарету, которую предложил ему Циклоп.

— В такие минуты, — сказал Грюндель, поднося ему зажигалку, — всегда надо закурить. Тогда ты сможешь принять в присутствии Сильвии самый что ни на есть независимый вид. Сделай презрительную мину и выдыхай побольше дыма — только и всего. Не забывай, что настоящий мужчина выковывается именно в таких ситуациях. Он испытывает даже удовольствие — удовольствие, почти не имеющее себе равных, — от встречи в свете с женщиной, которую он безумно любил и к которой проявляет теперь, на глазах у всех, полное безразличие. У меня бывают такие встречи с одной моей приятельницей.

До террасы оставалось всего несколько шагов. Грюндель застегнул куртку, как это делал всегда, прежде чем подойти к малознакомому человеку — должно быть, чтобы спрятать свой огромный живот.

— Само собой разумеется, Бруно, не надейся, что я предложу этому негодяю Жоржу пройтись со мной. Я считаю, что у тебя с Сильвией все кончено, и я вовсе не намерен оставлять вас вдвоем.

Сильвия была в зеленых очках и, вопреки обыкновению, не сняла их, когда они с Бруно обменялись рукопожатием. Лицо ее было серьезным и мрачным; узнав об успехе Бруно, она улыбнулась лишь на миг. Она поздравила его и тотчас принялась утешать Жоржа, которого сообщение о провале огорчило больше, чем ему хотелось бы показать. С Грюнделем она держалась подчеркнуто холодно, и тот не замедлил покинуть их компанию. Он торопливо выпил бокал пива и попрощался с учениками, пожелав им хорошо провести лето. Бруно не стал его удерживать и с чувством облегчения посмотрел ему вслед.

Бруно страстно желал, чтобы Жорж последовал примеру Грюнделя, но тот, судя по всему, не собирался уходить, хотя и не принимал участия в разговоре и, казалось, скучал. Надо сказать, что разговор у Сильвии с Бруно не клеился, они обменивались ничего не значащими фразами, и Бруно с возрастающей горечью чувствовал, что оба они поддерживают разговор только для того, чтобы не молчать. Говорить было настолько не о чем, что они даже вспомнили о свадьбе Габи.

Поддерживая беседу, Бруно с напряженным вниманием наблюдал за Сильвией. Еще обмениваясь с ней рукопожатием, он почувствовал, что она совсем не та, какой была раньше; это ощущение все усиливалось, и под конец ему стало не по себе. Сильвия заказала мороженое и рассеянно ела его маленькой ложечкой, а Бруно смотрел на нее. В ее жестах, даже в манере держать ложечку чувствовалась необычная сдержанность, почти скованность. Она ни разу не облизнула губы, хотя всегда это делала раньше. Правда, время от времени она еще дарила его улыбкой, но упорно не снимала очки, несмотря на немую мольбу, которую она могла прочитать в его взгляде.

Если присутствие Жоржа сильно раздражало Бруно, то Сильвия, казалось, нисколько не страдала от этого и ничего не предпринимала, чтобы заставить его удалиться. Тогда Бруно вставил в разговор несколько условных словечек, с помощью которых они при посторонних обычно напоминали друг другу о своей любви, и заметил, что она не хочет их замечать, отказывается понимать их значение. Чтобы окончательно в этом убедиться, Бруно в приливе отчаяния пригнулся к столу и легонько погладил ее по колену. Она вздрогнула и поспешно убрала ногу. У Бруно комок встал в горле.

Воцарилось продолжительное молчание, и Бруно стоило огромных усилий нарушить его. Заговорил он, естественно, о поездке в Улгейт, потому что думал об этом весь день.

— Не знаю, смогу ли я поехать, — уклончиво ответила Сильвия. — Юбер находит, что это слишком дорого!

— Ну, конечно, — вдруг заговорил молчавший все это время Жорж. — Юберу всегда кажется все слишком дорого, кроме его патронов! Если ему не на что жить, пусть продаст часть земель, которые остались после матери. Подождите, скоро я достигну совершеннолетия, и тогда вы увидите! Что до летнего отдыха, то было бы слишком глупо отказываться от него. А в Улгейте, поскольку у Бруно есть теперь «веспа», мы не будем больше зависеть от этой старой развалины Юбера и сможем ездить, куда захотим!

— Если дело стало за деньгами, — предложил Бруно, — то я моту отказаться от «веспы». Папа согласится, конечно, выдать мне равнозначную сумму.

Он сунул руку в карман куртки и обнаружил там маленький черепаховый гребешок, с которым не расставался с тех пор, как подобрал его на подушке Сильвии. Он зажал его в ладони и украдкой показал молодой женщине. Она покраснела, прикусила губу и отвернулась. Жорж взглянул на часы.

— Куда это запропастился Юбер? — нетерпеливо воскликнул он. — Он уже полчаса как должен был бы появиться. Верно, все спорит с этим оружейным мастером. Пойду-ка поищу его.